Очевидец (сборник)
Шрифт:
«Вот и выпало попробовать. За Машку. Она намного лучше меня, у нее всё впереди. Да и Дим – парень что надо, правильно будет, если он останется жить».
Жека стиснул в руке подаренную Машкой безделушку – подвеску из морской раковины, сглотнул комок в горле.
Умирать не хотелось. Совсем не хотелось, если честно. Внутренний голос пронзительно кричал: «Нет, нет, нет!!»
Только вот другого выхода тоже нет.
«Прости меня, Машка, и ты, Дим, прости… Вам будет больно, но вы поймете. Потом».
Где же здесь эти чудные острые скальпели?
Жека
«Что-то долго его нет. Хороший он человек, Жека. Сам в крови весь, а в первую очередь обо мне думает. Как же я его люблю! Он самый добрый на свете… ласковый, самый лучший, он не должен умереть! Лучше уж я… Ради него я готова на всё. Я существо никчемное, меня не жалко. Что я умею? Только нырять горазда, из костюма даже в городе не вылезаю. Да таких тысячи! А Жека – один, самый-самый! Они с Димом справятся, отремонтируют станцию, навербуют ныряльщиков, и всё опять станет, как раньше. Только без меня… Жеке будет, конечно, больно, зато он останется жить. Долго-долго».
Она поднялась, несмотря на головную боль, сунула в автоклав шприц. Потом поставила перед собой на столик Жекину фотографию (вырезала тайком из «Сайентифик обсервер»), открыла шкаф с реактивами. Что бы такое смешать? Чтобы быстро и не больно?
Руки действовали сами, автоматически.
Странно, но ей почему-то вспомнился тот день, когда Жека, как обычно стремительный и неистовый, ворвался к ней, подхватил на руки и закружил.
– Решили, Машка! Решили, понимаешь! – восторженно кричал он.
– Да что случилось, объясни толком!
– Наш проект принят! Академия наук дала добро на станцию, даже кое-какое финансирование удалось выбить. Да и японцы согласились помочь.
Неожиданно Жека остановил свой неуклюжий хоровод, взвесил Машку на вытянутых руках, заглянул в глаза и серьезно спросил:
– Поедешь со мной?
Машка стукнула его кулачком по плечу:
– Отпусти, медведище! Раздавишь же!
– Скажи, поедешь или нет – тогда отпущу!
– Да куда ты без меня! Пропадешь ведь.
Пискнул автоклав. Машка вздрогнула. Ну, вот и готово. Надо торопиться, пока Жека не вернулся. Он всё поймет сразу, постарается помешать, шприц вырвет, а то и чего доброго захочет для нее то же самое сделать… Нет уж. Ему она умереть не даст.
Всю свою жизнь Дим считал себя эгоистом, думал о себе, о своих проблемах, карьере. А вот сейчас решил сразу и бесповоротно: пусть ребята остаются.
«Двадцать пять часов – это на троих, а на двоих будет тридцать семь. Простая арифметика. Лишнего, меня то есть, уберем, тогда им, голубкам, воздуха хватит. Они друг друга любят, всё у них впереди. А я всю жизнь был один, стоит ли продолжать? Да и зачем? Хватит, Дим, покоптил воздух. Ребятам он нужнее».
Как-то странно получилось, Дим даже удивился. Без подсказки решил, словно только и ждал такого случая. Жил ради него одного…
«Черт знает, какая-то подростковая чушь в голову лезет! Про подвиги думаешь, а Дим? Брось, просто встань и сделай хоть раз в жизни что-то стоящее. Как? Да проще простого! Спуститься на два уровня вниз в рабочую зону – идти недалеко, хорошо, а то как бы не передумал по дороге… Потом сам себя всю жизнь ненавидеть будешь».
Но почему-то он всё никак не мог заставить себя встать. Если решил – надо делать быстро, пока Жеке не пришло в голову какой-нибудь общий сбор учинить или еще что. Тогда уж не до подвигов будет.
Как он, оказывается, тяжел, этот первый шаг в никуда… Тут не до напыщенных фраз. Даже записку писать не хочется. Глупости всё.
«Ну, почему, почему в фильмах всё так просто!»
В рабочей зоне было пусто и спокойно. Карминовым глазком пульсировал аварийный сигнал, мерцала водная гладь бассейна, бросая на стены холодные голубые блики. В углу снулой рыбиной покачивался скутер.
«Даже больно не будет, просто засну навсегда…»
Дим стащил со стеллажа акваланг, отсоединил регенератор, сорвал пломбу с клапанов давления. В неверном свете аварийки желтые цилиндры баллонов казались темно-рыжими, почти коричневыми. Как Машкины волосы…
«Она неплохая девчонка, конечно, только больно неприступная. Одному Жеке в рот и смотрит, ловит каждое слово. Невдомек бедняжке, что нужна она ему, как рыбе зонтик. Он ее сюда притащил только потому, что привык к ней, так и сказал однажды: мне без нее, мол, работается плохо. Ага, как же. Жека и трубку привез с той же целью – хоть на станции курить и нельзя. Привык. Сидит, строчит отчеты, а люльку эту во рту мусолит. Его б воля, он и стол свой полутонный под воду бы спустил, чтобы всё кругом напоминало рабочий кабинет…
А Машка еще надеется на что-то, глупенькая. Верность хранит, дурочка. Тьфу! Нет, видали недотрогу? Стоило только руку на попу положить, взвилась, как ошпаренная!
Интересно, а что ребята сейчас делают? Они же ничего не знают! Ну, про меня… про то, что я решил… Сидят, небось, горюют, помирать готовятся. Или любятся напоследок. Как собаки. Обо мне и не вспомнят… неблагодарные!»
Руки Дима перестали затягивать клапан, остановились. Внутри закипали раздражение и ярость, он отбросил костюм в сторону, со всей силы вмазал кулаком по стойке стеллажа. Легкая алюминиевая планка согнулась от удара.
«А с чего это я решил, что должен умирать? Ради кого? Ради этой безмозглой дуры, которая мне так и не дала ни разу, да еще и по морде засветила?! Или, может быть, ради хмыря Жеки, который всю свою жизнь задирает передо мной нос? Тыкает мне в лицо своими успехами, сволочь, улыбается… поглядывает свысока. Нет, он, конечно, ничего такого не скажет, но я же вижу – бездарь, думает, ты, Димочка. Бездарь и неудачник.
Ну, нет! Я еще лучше поживу. А этим голубкам самое место в раю, вот там пусть и воркуют.