Очевидное-Невероятное
Шрифт:
— Сколько я вас знаю, ребятки? — говоря, старик то и дело поглядывал на бутылку. — Сто лет?
Его настрой не сулил ничего хорошего, это я понял сразу.
— Дашь лодку, — сказал одноглазый, — получаешь во… вторую бутылку молока. Молоко — мечта! Только что из-под коровы!
Козлобородый поспел как раз на конец фразы и внёс свою лепту:
— А нет, вернёшься обратно в Очевидное-Невероятное. Готов ты к такой развязке?
Старик приподнялся, подложил под себя шапку и сел обратно. По лицу его наперегонки стекалибодрые капли пота.
— Лодка есть, чет-нечет! — На всякий случай он крепко прижал бутылку к груди, давая понять, что разлучить
— Ну? И причём тут?
Парни занервничали. Пока всё ещё короткий весенний день заканчивался, встречать ночь в холодном поле явно не входило в их планы.
— Там она. На приколе. С вёслами, всё как полагается. Вчера с полудня в Тарутино плавал — за ряженкой, обратно обессилел. Хотел сегодня с утра забрать, да забрало заело!
Харитон закудахтал, явно довольный своею шуткой.
— Так что, сходите сами, парни. Крепкие, здоровые — чего вам! Десять минут туда — десять обратно! Прямо рядом с Шевардинским Редутом. Лодка хорошая, не волнуйтесь. Десятерых таких, как вы — кабанов выдюжит! Быстрее начнёте — быстрее закончите! А неофита оставьте, я постерегу.
Для меня это было достаточно странно, но парни согласились! Что-то в речи Хранителя их явно подкупило, может, Шевардинский Редут?
Сопровождающие сняли сумки, и, пригрозив старику на ход ноги, твёрдой поступью отправились искать судно.
— Ну вот, а теперь поговорим в соответствующей манере.
Старик похлопал ладонью по бревну, приглашая меня присесть.
Там вдали за рекой загорелись огни. Огни Очевидного-Невероятного. Здесь на склизком речном склоне они казались такими тёплыми и дружественными, так манили к себе, что хоть не перебирайся через реку вплавь. На секунду я даже представил себе, что это огни Лас-Вегаса. Но у Хранителя на этот счёт, похоже, было иное мнение.
Я сел рядом.
— Обиделись, небось, за «заблудшую душу»?
— Сначала обиделся, — признался я честно. — По привычке. Так уж у нас принято — сперва обижаемся, а после думаем — за что.
— Вот-вот… Рад, чет-нечет, что вы это понимаете… Молочка?
Он протянул мне бутылку.
— Только Кока-Кола, — отказался я. — И только диетическая.
— Вот ведь беда какая… — Искренне посочувствовал Хранитель. — Будете там, — он кивнул на другой берег, — позвоните Гельмуту, он незамедлительно пришлёт, сколько захотите. У него этих этикеток — завались!
— Какому Гельмуту? — не сразу сообразил я. — Колю?
— Ну да, — сказал Хранитель. — Чего ж не помочь человеку, коль так.
Старик отпил из бутылки и громко икнул.
Внутри у него что-то забулькало, заурчало, забродило. Он внимательно прислушался к внутренним процессам, будто пытался расшифровать некое важное послание.
Вспомнив, что не один, перевозчик рассказал мне о конечном пункте моего назначения. По его словам, это вовсе не спец учреждение с почтовым адресом, географическими координатами и техническим паспортом. Так считают многие, но это заблуждение — пускай думают, как им удобно, даже самое понятное и распространённое мнение это только личное впечатление о чём бы то ни было, но миру от этого ни холодно, ни жарко. А это и есть — целый мир!
— Относитесь к нему, как к единственно возможному жизненному пространству во всей вселенной и это подействует на вас лучше всякого элтацина. Мне надо, чтобы вы именно это поняли. Вернее, не так! Мне надо, чтобы это поняли именно вы!
— Во что?
— В невероятное, которое в нашем случае вполне очевидно. Вам обязательно нужно в это поверить! А будет нелегко, против вас у них найдётся целый государственный аппарат, без него не может функционировать ни одно живое общество. Так что придётся с этим смириться. Идите-ка сюда… — Он жестом попросил меня придвинуться к нему насколько можно близко. — Но вот с чем вы не можете и не должны соглашаться, так это с их системой этикеток! Просто попробуйте оставить вещам и явлениям их привычные названия, и может, тогда осколок ядра минует беднягу Багратион, а генерал Кутайсов вернётся к своей Анастасии живым и здоровым!
Не смотря на полную кашу в голове, я уже собирался дать старику клятвенное обещание спасти героев, но в это время в тёмном небе прямо над нами пролетел самолёт и этот звук сильно привлёк его внимание.
— Вы слышите? — спросил меня шёпотом Хранитель. — Уже в который раз! Может быть, вы скажете мне, что это такое?
Я прям опешил!
— Значит, вы тоже не знаете?
— Да как же не знаю, — соврал я. — Знаю, да ещё как! Это шум, который издаёт Млечный Путь! То есть, Молочный. И услышать его способен лишь тот, кто пьёт много молока.
— Ну вот, и вы туда же, чёт-нечет! — повеселел Хранитель. — А ведь это же всего лишь удивительный аппарат, который летает без, чьей бы то ни было, помощи. Сам летает. Понимаете? Стало быть, это… Са… мо…
— Лёт! — закончил я.
— Браво! — закричал Хранитель и, обняв одной рукой за плечи, другой отчаянно похлопал меня по груди, да так крепко, что я закашлялся. — Браво, мой, друг, вы прошли и этот тест! — Он взболтал содержимое бутылки и осушил её до дна. — Говно, а не молоко — как минимум, вчерашнего надоя! — От возбуждения глаза Хранителя сверкали в темноте, как две ракеты, одновременно пущенные над полем боя! — А ведь они считают меня неполноценным мудаком, недостойным их гражданства! Представляете, втихушку вручили мне этот берег, будку и этот никудышный мост, по которому за всё это время не пробежала ни одна собака! Поняв, что я близок к тому, чтобы раскусить их подлый обман, эти ублюдки запустили в окрестные леса полчища французов и тут же зачем-то… Зачем? Вы наверняка видели флагшток над будкой? Так вот, чет-нечет, как только враг понёс первые потери и я водрузил знамя второй гренадерской дивизии, они тут же, за каким-то дьяволом, поменяли его на стяг четвёртой пехотной! Тайно, суки, под покровом ночи! Представляете? Но они не учли обретённый опыт партизанской войны! Вот, смотрите…
И он вытащил из кармана большой ржавый гвоздь.
— Не было никаких ядер, чет-нечет! Это я разобрал мост. Все гвозди покидал в реку, как вещественные доказательства! Оставил только два. Как вы думаете, сударь, где второй?
— В шине нашей машины!
— Верно!
Тут я на всякий случай отодвинулся подальше.
— Вы истинный патриот! Гиб-гиб…
И мы грянули троекратное «Ура».
— Теперь вот что… — То, о чём он хотел сказать, видно, требовало от старика лишнего душевного усилия, а, значит, и дополнительной порции молока. — У меня к вам частная просьба, мил человек… Есть там у них одна особа весьма романтического склада. Увидите, передайте ей поклон. И сии вирши.