Очи черные. Легенда преступного мира
Шрифт:
Лье кивнула и выдавила благодарственную улыбку. Она стояла посредине кабинета, опустив голову, и напоминала провинившегося гимназиста. Хозяйка борделя несколько раз нажала кнопку, находящуюся рядом с ней на стене — это был особенный тайный сигнал. Рядом с дверью у выхода стоял еще один столик — чайный, как его называла Нинель, она распорядилась, чтобы гостья села за него. Через несколько минут появилась, хромая, повариха и поставила на столик, рассчитанный не больше, чем на двух персон, поднос с едой. На тарелке лежали два здоровенных пирога, которые пахли так аппетитно, что Лье чуть не потеряла сознание, а также стакан с теплым молоком.
— Жуй, моя малышка! — произнесла Нинель с заботой. Девушка склонилась над едой, вдыхая аромат выпечки. Она вдруг вспомнила, как когда-то кормила свежим хлебом Михаила и он чуть не отгрыз ей руку от голода. Теперь Лье понимала его состояние. Чтобы не выглядеть дико, она повременила с тем, чтобы начать трапезу и долго не решалась взять в руки пирог, борясь с потоком выделяющейся слюны.
— Могу я взять один пирог с собой? — вежливо уточнила Лье, жалостливо посмотрев на свою душеприказчицу.
— Это уже в долг, мое золотце! Отработаешь — бери сколько угодно. Пока ты останешься здесь, и я не позволю тебе покидать здание. Нинель позаботиться о тебе, моя девочка!
Лицо хозяйки борделя выражало тепло и ласку. Затем она перевела взгляд на повариху, стоящую у двери, и строго произнесла:
— Скажи Варваре, пусть ее осмотрит, чтобы не было на теле живности и язв. Отмыть ее надо и привести в порядок ногти. У нас все-таки люди приличные бывают, негоже перед ними как кочегар выглядеть.
Прислуга кивнула и терпеливо ждала, пока Лье дожует свою еду. Она осилила лишь малую часть блюда, но стакан молока выпила полностью.
У Лье появилась просторная комната с большой кроватью, столиком, маленьким диванчиком и зеркалом, она была одновременно и гостиной, и спальней. В углу стояла ванна, отгороженная ширмой — такая особенность была не в каждых апартаментах девиц борделя, это означало, что вновь прибывшая — на хорошем счету у Нинель.
Будни Лье были бесцветными. Первым ее клиентом стал старичок — бывший учитель мужской гимназии. Он заставлял ее долго стоять перед ним, вытянувшись, затем просил оскорблять его, после чего наказывал: заставлял виснуть на его коленке, сняв штаны, после этого он продолжительно шлепал ее своей шершавой ладонью по голому заду, пока тот не становился малинового цвета. Это было почти не больно, так как в руках старого человека уже не было прежней силы. На большее, к счастью, он способен не был, поэтому оба оставались довольны встречей. Это был самый безобидный посетитель, остальные требовали большего… К ней в комнату заводили разных мужчин, большая часть была в военной форме. Она почти не запоминала лиц, потому что преимущественно находилась к своим посетителям спиной. Рабочий день был насыщенным, спрос на юное, почти мальчишеское тело оказался фантастическим. Нинель очень дорожила своей «золотой канарейкой», как она прозвала свою новую сотрудницу. Лье получала лучшую еду и сумела копить деньги, которые раз в неделю куда-то относила.
Прошло два месяца после ее первого рабочего дня. Нинель пригласила ее, чтобы подстричь отросшие волосы и заодно поболтать о всяких пустяках, среди которых были и важные вопросы, которые могли бы оказать влияние на будущее Лье.
— Ты неплохо заработала, доченька, — ласково произнесла она, кружа вокруг сидящей на стуле девушки. — Мне сказали, ты ничего себе не покупаешь! Девочки балуют себя: шьют наряды или приобретают украшения. Пышка Люсинда обогатила кондитера — ты видела, сколько она ест пирожного?
Лье отрицательно покачала головой. Она предпочитала держаться особняком и не общалась с остальными девицами.
— У тебя — неплохой доход, — продолжила Нинель. — Что ты делаешь с деньгами? Уносишь в банк? Ты же не планируешь покинуть свою Нинель, птичка моя?
— Я их отдаю одним людям. Они очень нуждаются в деньгах, — робко отозвалась Лье.
— Каким людям? Так нельзя, мое солнышко! Ты столько трудишься, чтобы кто-то чужой пожинал плоды?
— Это мои родители, — виновато призналась она, желая снискать сочувствие и расположение женщины, пригревшей ее в своем распутном царстве. — Они стары и больны и я наняла женщину — медсестру из госпиталя, чтобы она ухаживала за ними.
Нинель вздохнула. Она не любила печальные истории.
— Я тебе так скажу: нынче такое время — каждый за себя. Родители — это хорошо! Но что они тебе дали, кроме той жизни, которая есть у тебя в данный момент? — произнесла Нинель, бережно погладив Лье по голове. — Моя мать научила меня этому ремеслу. Уже в двенадцать лет у меня появились первые клиенты. В пору ее осуждать, но именно она оставила мне всю эту империю!
Лье нахмурилась. «Этот гадюшник — империя?! — возмутилась мысленно девушка. — То, что делаю я, — мой выбор! Я сбилась с истинного пути и мои родители тут не причем! Я виновата и буду нести свой крест, помогая им столько, сколько смогу!». Стрижка была окончена и Нинель любезно пригласила девушку попить с ней чай, предварительно вручив сверток.
— Что это? — удивленно спросила Лье. — Если это в долг, то я не могу принять…
— Перестань! Неужели ты меня считаешь жутким и алчным человечишкой, который не может позволить себе сделать подарок своей лучшей подопечной? — всплеснула руками круглолицая женщина, поправив темные завитушки парика. Она любила менять образы и всегда представала в разных ролях. По цвету ее волос девушки определяли настроение Нинель: рыжий — агрессия, черный — печаль, белый — романтика. Каштановые завитушки означали спокойствие и добродушие, все было хорошо, и девушки, пользуясь моментом, обращались с просьбами, потому что была большая вероятность, что Нинель пойдет им на встречу. В свертке лежал длинный шелковый халат алого цвета.
— Это подарок, Оленька! — мягко произнесла женщина, сверкнув глазами.
Девушка вздрогнула. Никто не называл ее по имени, разве что отец, когда она вручала ему немного денег. Ей не нравилось, как ее имя звучит из пошлых уст хозяйки дома терпимости, и она предложила называть ее Лье.
— Лье? Интересно звучит… Вроде не женское, но и не мужское имя… Что ж, моя конфетка, пей чай! У меня к тебе есть очень серьезный разговор.
Нинель заставила девушку примерить подарок и облачиться в новенький халат. На ней было монашеское платье, которое она взяла у матери. Пожилая дама в прошлом пела в церковном хоре, и кое-что из облачений сохранилось. Ткань была плотная и приятная телу, в нем тело отдыхало, а вместе с ним, казалось, и душа. Лье легко сдернула темное одеяние, под которым была голая, и тут же накинула халат, приятная ткань ласкала тело, как крылья бабочки. Нинель заметила на ее плече ожог в виде бабочки и помрачнела. Чтобы не нагнетать обстановку, принялась вспоминать различные истории из юности, далекие времена, когда и она торговала собой. Эта женщина пользовалась спросом и была успешной — об этом Нинель повторяла неустанно.
— Я могла делать то, что не под силу другим! — прихвастнула Нинель, при этом, не раскрывая интригующие подробности. На самом деле все было просто: она шла на любые эксперименты, потому что была азартна. Первые минуты Лье слушала ее настороженно, но после истории про любовника, который заставлял ее сгибать ногу в колене и привязывать деревянный протез и еще накладывать черную повязку на правый глаз, рассмешила ее до слез.
— Однажды я перепутала и завязала не правый, а левый глаз. Он меня чуть не прирезал, потому что уличил во лжи. «Ты лгала мне, притворялась! Еще скажи мне, что у тебя нога здорова!» — кричал он. А моя нога была здорова — ведь все было частью игры. Оказалось, он — сумасшедший, от меня его и увезли в больницу для психов. Этот дурень так забылся, что действительно верил, что я — пиратка, — рассмеялась рассказчица, но тут же сделалась очень серьезной и добавила: — Мне было жаль его жену. Этот человек, как выяснилось, был отцом семи детей, и все они жили на достаточно скромную его пенсию, которую он тратил на меня. Я вернула ей эти деньги, конечно же, не представившись, кем являюсь на самом деле.