Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание
Шрифт:
Его нет, но есть где-то прячущееся понятие. Так же и с любой вещью. Сначала мы называем имя, которое звучит или пишется. Но это имя не вещи – это имя понятия. И лишь вызванное им понятие называет саму вещь. Лишь понятие есть имя вещи, потому что у вещей неимоверно сложные имена, состоящие из всех наших впечатлений от взаимодействия с этими вещами, накопленных за жизнь.
И чем дольше мы живем и больше общаемся с вещью, тем полнее становится наше понятие об этой вещи. Это понятно даже на примере со стулом. И однажды полнота восприятия вещи становится такой всеобъемлющей, что понятие
Я пока говорю условно, хотя для этих «мозгов» есть свое имя, по крайней мере, оно было, и я с ним столкнулся во время этнографических поездок. Называлось оно – печище, и я о нем буду подробно рассказывать позже. Сейчас будет достаточно сказать, что у нас есть определенная способность воспринимать за раз какой-то объем образов или понятий. Когда большой объем не вмещается, это и есть пределы нашего печища.
Существенно здесь лишь то, что простые понятия воспринимаются этой нашей способностью целиком. И, соответственно, понимаются и ощущаются как вполне доступные. Но если только понятие оказывается больше, чем печище, то есть превышает нашу способность воспринимать что-то за раз, мы словно бы начинаем видеть лишь части этого понятия. При этом что-то остается за гранью понимания. Попытаешься вместить и его – вместишь, но с противоположной стороны вывалится что-то другое. И так всегда – если видишь хвост и ногу слона одновременно – из видения выпадает хобот, а стоит схватиться за хобот и ногу – пропадает хвост. А слон остается непонятым.
Вот так и с сознанием. Это настолько привычное, обычное и всегда присутствующее явление, которым мы, к тому же, постоянно пользуемся, что у нас за жизнь накапливается переизбыток впечатлений о сознании.
В итоге мы – обладатели сознания – не в состоянии ни понимать его, ни ясно о нем говорить. Что делать?
Конечно, самое правильное – расширять печище, увеличивать свою способность воспринимать понятия. И это задача того самого очищения, о котором я пишу эту книгу. Но это трудно, да и не скоро. А как быть с сознанием?
У меня лично нет другого выбора, как начать записывать все мысли о предмете исследования на бумагу, а потом попытаться свести их к более простым связкам, которые сумеют уложиться в моей голове. Это подобно пахтанию сметаны, когда сбивается масло, – надо барахтаться и не сдаваться, и однажды все станет ясно, потому что из жизни явлений и впечатлений родится понятие.
Итак, слово сознание есть имя понятия «сознание». Исторически имя это, очевидно, существовало очень давно, думаю со времен индоевропей-ского языкового единства. Но вот существовало ли соответствующее понятие?
Безусловно, какое-то понятие сознания возникло одновременно с именем или чуть раньше, позволив людям искать для себя имя.
Те же старые мазыки, у кого я вел этнографические сборы, говорили, что сознание – это совместное знание – со-знание. А значит, происходит от слова знание. Вряд ли у кого-то может быть мнение, что такие слова, как «знание» и «со», «совместимость», – могут быть не древними или заимствованными. Это древнейший слой языка, потому что без них невозможно развитие ни самого языка – воплощенного знания племени о мире, ни племени – сообщества говорящих на этом языке людей.
Кстати,
Прежде чем заняться этим вопросом, я хочу вернуться к тому, что какова бы ни была древность появления слова сознание, в русском языке исторически оно существовало и как слово, и как называемое им понятие.
И если слово оставалось неизменным во времена своего существования, то понятие явно развивалось. Это означает, что развивалась сама способность осознавать еще какие-то грани явления. Соответственно, им давались имена, и они закрепляли способность видеть ту вещь, что скрывается за понятием, в общенародной копилке.
Этим я хочу сказать, что, будучи носителями сознания, мы все видим его, но видим как единую творожную или сметанную массу, в которой ничего не различаем. И лишь немногим удается понять, что такое сознание и как его использовать. К примеру, колдун мог владеть способами воздействия на сознание. Но для этого он должен был в этой общей и нерасторжимой массе видеть нечто, что можно назвать рычагами или веревочками, и дергать за них. И если он видел действительно, воздействие передавалось.
Такое видение могло быть очень глубоким, но оно было личным и никак не доступным другим, пока не передавалось даром, то есть по прямой передаче. И даже если у этих рычагов были имена, они были тайными. Даже не потому, что скрывались, а потому что обычный человек мог их слышать, но не мог видеть скрывающиеся за ними понятия. И даже не так. Он мог слышать звучание и мог видеть понятие. Но имя не связывалось у него с понятием. А разные колдуны, чаще всего, имели для этих понятий разные имена.
Но однажды количество тех, кто различал какую-то черту сознания и имя для нее, становилось достаточно большим, чтобы это знание вдруг разливалось по всему племени или обществу и все поняли: когда произносят вот это слово, оно означает вот то-то.
Так понятие и закрепляется языком в общем сознании. По сути, оно просто начинает узнаваться всеми людьми, говорящими на едином языке.
В отношении Сознания словари однозначно показывают, что понятие сознания развивалось. Я уже приводил определения словарей конца двадцатого века. Если бы мы нашли какой-нибудь словарь конца века девятнадцатого, то в нем не было бы тех определений, что заимствованы из психологии и философии. Во всяком случае, в середине XIX века в словаре Даля их нет. И вообще количество значений в нем меньше. Но еще еже понятие «сознание» понималось в средневековье.
И. Срезневский в «Словаре древнерусского языка» приводит лишь два упоминания сознания. Первое относится к 1396 году:
Сознавати, сознаваю – признавать. Сознаваю сим моим листом.
И второе XV века:
Сознатися – сговориться.
Но второе относится к знанию – признать, распознать своего, а не к сознанию. Впрочем, это в любом случае расширяет наше понимание сознания и говорит, что его вряд ли можно определить, не обращаясь к знанию, как к его природе. А что такое знание?