Очищение
Шрифт:
Вера, кажется, тоже была немного расстроена, но всё-таки расстелила заботливо принесённое с собой покрывало, брезгливо отпихнув несколько окурков, валявшихся в песке, и стала мазаться кремом от загара. Макс тоже намазался, хотя ещё ни разу в жизни это средство не спасало его от зудящих и кусающихся солнечных ожогов. Море оказалось не по-южному холодным, и Макс с трудом заставил себя войти в него, надеясь, что вскоре привыкнет к температуре воды и сможет немного поплавать. Он даже нацепил очки, купленные в Спортмастере несколько лет назад с огромной скидкой, но мутное море, накатывающее на его немного обвислое тело ледяными волнами, так и не позволило ему воспользоваться ими. Полежав пару часов на полотенце, он увидел, что его кожа начинает краснеть под беспощадными солнечными лучами, и стал проситься обратно. Вера уже успела найти удачные ракурсы для Инстаграма, отправить пару голосовых подружкам и особо не возражала. Пообедав на очередную внушительную сумму, они вернулись в номер, где Вера стала расставлять по полочкам в крохотный ванной комнате свои многочисленные принадлежности для загара, от загара, после загара и вместо загара. Максим решил оставить её за этим важным занятием и лёг спать, надеясь на то, что вечером купит пива и чипсов и опять посидит на балконе, вдыхая прохладу морского воздуха.
Но просто сидеть оказалось скучно, и Макс решил пройтись по окрестностям, пока окончательно не стемнело. Интернет работал паршиво, но ему всё-таки удалось выцепить с еле грузящихся сайтов кое-какую информацию об этом невзрачном местечке. В получасе ходьбы от побережья должен был находиться маленький городок, лишённый каких-либо стоящих внимания достопримечательностей, но имеющий некоторые признаки цивилизации в виде баров, казино и круглосуточного магазина. Он подумал, что небольшая прогулка, пусть даже в такое Богом забытое место, будет очень кстати и позволит ему немного отвлечься и побыть в одиночестве.
От гостиницы, которую язык не поворачивается назвать отелем, уходила довольно широкая дорога – единственная, по которой можно было попасть в цивилизацию, – поэтому заблудиться было нереально. Максим для приличия предложил Вере пойти вместе и, получив ожидаемый отказ, бодро вышел из номера. Солнце уже опускалось за деревья, и прохлада легонько тронула его голые руки, уже успевшие обгореть на солнце. Прохлада, приносящая не облегчение, а странное чувство тревоги и неизбежности. Недостроенные туристические дома скалились уродливыми рисунками граффити и злобно усмехались пустыми оконными проёмами, а монотонное стрекотание цикад напоминало издевательский хохот вселенной. На секунду Максим подумал, что лучше было бы отложить этот поход на более светлое время суток, или хотя бы взять такси и доехать с комфортом, но потом всё-таки решил, что, раз уж вышел, то возвращаться нехорошо. Плохая примета. Вдруг он остановился, потому что в этот момент его накрыло какое-то слишком реальное дежа-вю, как будто всё это уже было с кем-то до него. И эта прохлада, тронувшая его обнажённые руки, и эта пыльная дорога, манящая своей таинственной неизвестностью, и деревья, подступающие к ней с обеих сторон, и южные цикады, поющие свою торжественную песнь.
Через пару сотен метров Макс пожалел, что не взял с собой наушники, потому что просто так идти было скучно. От нечего делать он стал рассматривать камни и пыль на дороге, а потом окруживший её лес и вслушиваться в его равномерный шум и периодическое ритмичное поскрипывание. Вдалеке журчал ручеёк, и вся эта какофония звуков вводила в необъяснимое состояние: нечто среднее между тоскливой угнетённостью и просветлением. Максим уже потерял чувство времени и не мог понять, идёт ли он двадцать минут, или двадцать часов. Он механически переставлял ноги и покорно внимал открывшейся ему картине, а его мысли постепенно растворялись в этом странном напряжённом спокойствии. Он забыл и о криво сделанном отчёте, и о Егорове, и об ипотеке, и о Вере, но почему-то никак не мог забыть о чём-то ещё, что вертелось у него в голове и так и не смогло приобрести хоть какую-то форму. И тут Максиму показалось, что он не один здесь. Как будто тихие шаги всё время слышались за спиной, как будто кто-то невидимый следил за его движениями и точно копировал их, кто-то не сводил с него глаз, взглянув в которые можно было сойти с ума. Какие-то тени мелькали между деревьями, не скрываясь, но наблюдая, выжидая, примеряясь. Ему стало казаться, что он слышит утробное мычание то ли из-за деревьев, то ли из-под земли, и в этом напеве открывалась внезапная сверхъестественная сила, способная размазать по неровной дороге весь его оставшийся рассудок, оставив от него только жалкое мокрое пятно. Хотелось зажать уши и не слышать ничего, но звуки доносились изнутри, они звучали у него в голове, обволакивали, проникали во все щели и уголки подсознания, мягко, но верно захватывая его целиком. Ветер стал ледяным и каким-то грязным и дул, казалось, во всех направлениях сразу, от чего у Максима перехватило дыхание, и судорога пробежала по всему телу. Он не понимал, где находится, куда идёт, или не идёт вовсе, он медленно погружался в какую-то удушливую трясину, готовый в любой момент захлебнуться в ней, как вдруг вдали показались огни фар чёрного автомобиля. Максим бросился прямо на них в надежде найти спасение и остановился, ослеплённый их недостижимым величием. Внезапно всё вокруг исчезло, и через секунду действительность приобрела свои привычные очертания. Даже окружающие звуки перестали сливаться в строгий и величественный хор. Это опять был шум леса, журчание ручейка и фонари города, до которого он уже почти дошёл. «Ничего себе задумался», – удивился Макс.
Уже почти стемнело. Максим шёл по узким улочкам, мимо открытых веранд небольших ресторанчиков и неторопливо прогуливающихся местных жителей вперемешку с редкими туристами. Дойдя до центральной площади, он остановился в поисках удачного места для фотографии, которую вроде как для приличия надо было бы показать Вере. Он пристально осмотрел неработающий фонтан, щедро покрытый изнутри скользкой плесенью, заплёванные лавочки, мимо которых с криками проносились подростки на велосипедах, и однотипные дома, окружавшие площадь со всех сторон, но не нашёл ничего подходящего для отпускного фото. Сделав пару дежурных снимков, Макс решил, что пора искать такси и возвращаться в гостиницу. Судя по карте, стоянка была совсем рядом, в нескольких кварталах, прямо около круглосуточного магазина, где можно было заодно купить пива и чипсов на вечер. Попрощавшись с площадью, Максим направился мимо фонтана к одной из улочек, отходящих от неё.
В конце улочки оказалась довольно большая церковь, и Макс подумал, что неплохо было бы сфотографироваться и у неё, тем более что, в отличие от площади, здание церкви было ярко освещено несколькими фонарями, и снимок должен был получиться вполне приличным. Макс спустился по ступенькам и с удивлением обнаружил, что дверь церкви была открыта, несмотря на довольно позднее время. Он сфоткал здание целиком и решил попробовать зайти внутрь. В дверях его встретила женщина средних лет, которая убирала с импровизированного прилавка незатейливые церковные товары.
– Русский? – приветливо улыбнулась она, завидев посетителя.
– Да, – улыбнулся в ответ Максим.
– Я ещё русски говорю. Тук има много русски туристи. Даряти за храм. Деньги, разбираш? Можете и ви дарите. Един лев, два лева, пет лева, сколько имаш?
Максим понял, что женщина хочет денег и неохотно полез в карман. Достав пригоршню увесистых монеток, полученных в качестве сдачи в ресторане, он стал неспешно пересчитывать их, стараясь выискать самые мелкие, которые было не жалко пожертвовать на храм. Смотрительница терпеливо наблюдала за Максимом и с благодарной улыбкой протянула руку, как вдруг, едва их пальцы соприкоснулись, вздрогнула и быстро-быстро забормотала на чистом русском языке:
– Ну вот ты и пришёл. И они за тобой стоят, уже ждут, когда смогут забрать тебя. Что, испугался? Не бойся, сейчас рано ещё, дальше страшнее будет. Тебе повезло: много грязи на тебе, идти будешь долго, а как дойдёшь – сможешь вернуться, если не будешь торопиться. Я буду здесь. Я всегда здесь. Пока они продолжают своё дело, я жду таких, как ты. Многие находят дорогу сюда, но никто ни разу не нашёл дорогу обратно. Вдруг у тебя получится? Оставь деньги здесь – чтобы вернуться, надо что-то оставить. А я пока приготовлю кое-что и буду ждать тебя, – и она схватила его кулак с монетами своими трясущимися руками и со странной для старухи силой потянула его к себе.
– Ровно пять монет. Пять жертв. Пять жизней. – бормотала она
«Цыганка! – в панике подумал Максим. – Сейчас все деньги выманит, телефон отнимет, Господи, зачем я вообще сюда попёрся? Брошу ей мелочь и убегу отсюда, не погонится же она за мной?»
И он, не глядя, сунул эти несколько монеток старухе, быстро нырнул в открытую дверь церкви и быстрым шагом направился к стоянке такси. К счастью, свободная машина одиноко стояла посреди пятачка и как будто дожидалась его. Услышав название отеля, водитель с радостью согласился поехать туда, запросив, тем не менее, довольно приличную сумму, даже по московским меркам. Всю дорогу Максим мрачно смотрел в окно и пытался понять, что такое происходит в последние дни в его жизни, начиная с халтурно сделанного отчёта для Егорова и заканчивая сумасшедшей бабкой в церкви. Где-то в глубине души он ощущал предчувствие какого-то неотвратимого события, которое должно было то ли изменить всё к лучшему, то ли отправить её навеки в кромешный ад. Максим надеялся на первый вариант, хотя второй казался ему не менее реалистичным. Он всё пытался понять, в какой именно момент что-то пошло не так и можно ли ещё что-то исправить. Выход был только один, и, подъезжая к гостинице, он решил, что сейчас не будет впадать в панику, а постарается отвлечься и отдохнуть. В конце концов, следующий отпуск светил ему не раньше, чем через полгода, и надо было хорошенько набраться сил перед очередным бессмысленным броском во имя обогащения Егорова.
В следующие дни Вера, кажется, тоже расслабилась и даже была готова разделить с ним по вечерам пару бутылок так ненавидимого ей пива. Ежедневные получасовые прогулки на пляж сначала тяготили Максима, не привыкшего к таким частым нагрузкам, но через несколько дней ему начало нравиться, особенно когда прошли первые ожоги от солнца, и кожа стала покрываться благородным черноморским загаром. Они гуляли, держась за руки, и Максим впервые за несколько лет увидел ту Веру, в которую он когда-то так неожиданно для себя влюбился: без многочасового макияжа, без тщательной укладки и продуманных образов в одежде, с выгоревшими волосами и коричневыми от загара плечами, выглядывающими из-под лёгкого, почти детского сарафана. Максим исподтишка любовался на свою жену и гордо сравнивал её с другими туристками, с трудом впихивающими свои тела в аляпистые безвкусные купальники. Они покупали никому не нужные сувениры и безделушки, брали на ужин свежие морепродукты, и Макс уже перестал думать о том, выдержит ли его кредитка такой напор бесполезных трат.