Очная ставка
Шрифт:
Перебирая своих знакомых, Моника вспомнила женщину, на протяжении ряда лет торговавшую золотом и украшениями. Но не было уверенности, что та сохранит тайну. Был еще один давний поклонник, ювелир из частной мастерской, незнакомый с ее мужем. Может, стоит обратиться к нему?
Ювелир не только обрадовался, увидев ее, но и вновь воспылал страстью, что вовсе не входило в ее планы. Она пыталась отвлечь его внимание и заняться сделкой, а затем уж договориться о встрече. Ведь в случае чего можно не сдержать обещания, а потом он о ней забудет. Гальванизированный
Наконец сторговались. За монеты и обручальные кольца он заплатил ей сто двадцать тысяч, жалуясь, что теряет по крайней мере половину, но делает это исключительно для нее. Когда Моника ушла, он потер от удовольствия руки. Золотые двадцатидолларовые монеты шли по двести тридцать тысяч за штуку!.. Таким образом, он заработал на Монике почти полмиллиона. Обручальные кольца приобрел практически даром. Ювелир заглянул внутрь, прочитал надписи и подумал, что их следует переплавить, так как они могут быть из числа краденых.
В последующие дни Моника дрожала от страха: вдруг Яцеку придет в голову проверить содержимое шкатулки? Конечно, она могла бы тогда сделать вид, что ей ничего не известно, никаких монет и обручальных колец она в глаза не видывала, он ей никогда их не показывал. Что касается последнего, то это было правдой. Кольцо с изумрудом она спрятала настолько надежно, что муж его, конечно, не найдет, даже если бы перетряхнул весь дом. Но она боялась еще вот чего — Яцек ведь мог подозревать двух человек: жену и прислугу. У Моники было немало недостатков, но к девушке она относилась доброжелательно и успела полюбить ее.
Однако ее опасения оказались напрасными: муж не рылся в ящиках письменного стола, а в конце недели вновь уехал. В воскресенье вечером, по истечении почти полумесячного перерыва, Моника вновь позвонила Казимежу. Ее разбирало любопытство, не получал ли и он второго письма. Но она его не застала, несмотря на то что названивала почти беспрерывно до поздней ночи, а потом и утром в понедельник. Наверно, и он куда-то уехал. Моника подумала, что, может, оно и к лучшему. В ее голове созрел определенный план, осуществлению которого Казимеж мог только помешать. Вдруг ему вновь захотелось бы стрелять в шантажиста…
Она упаковала деньги в пластиковую сумку, радуясь, что на этот раз лично ей взнос ничего не стоил, в дополнение ко всему ей еще досталось кольцо с камнем. День выдался жарким, в начале десятого вечера было еще достаточно тепло. Моника надела элегантное летнее платье из цветастого шелка. К нему явно не подходили туфли с резиновой подошвой ярко выраженного спортивного стиля, но эта обувь составляла важную часть ее плана. Моника разыскала на карте Варшавы улицу Обжезную, затем вывела из гаража «вольво».
Она поставила машину на стоянку не у дома номер шестнадцать, а немного дальше, на небольшой площади. Внимательно осмотрев многоэтажное здание, Моника вошла в подъезд. В списке квартиросъемщиков фамилия магистра Вацлава Борейко не значилась, что ее несколько удивило. Наверно, он въехал недавно. Шантажист не назвал в своем письме номера квартиры, поэтому она не могла проверить, кто живет на шестом этаже, левый коридор, последняя дверь, также на левой стороне. Это можно будет установить позже.
Моника поднялась на лифте на шестой этаж. Нервы ее были напряжены: жаль было денег, раздражала сама перспектива осуществления рискованного плана. Женщина свернула в коридор, слабо освещенный единственной лампочкой. Последняя дверь слева — это здесь. Грязноватый коврик из старого войлока, металлическая табличка с надписью «Магистр Вацлав Борейко». Тишина. В коридоре ни души, только из какой-то квартиры долетали звуки музыки.
Она повесила сумку с деньгами на дверную ручку. Внезапно возникло острое желание позволить, но она вдруг встревожилась. Вдруг там, за дверями, притаился человек, который не только заберет деньги, но и, ударив ее, затащит в квартиру, изнасилует или убьет? И никто не услышит — люди в это время сидят у телевизоров или уже спят. Постояв некоторое время, она решила уйти. Но не опустилась на лифте вниз, а поднялась по лестнице на несколько ступеней выше, остановилась и, прижавшись к перилам, стала всматриваться в глубь коридора, в его левую часть. Она должна была выяснить, кто же шантажист. Действительно это какой-то Вацлав Борейко?
На лестнице было темно. Она терпеливо ждала, но никто не поднимался на лифте, в здании царила тишина. В полумраке коридора она видела свою сумку с деньгами, висевшую на дверях квартиры 92. Этот номер запечатлелся у нее в памяти. Прошло с четверть часа. Вдруг ей на голову упало что-то похожее на мешок или большую тряпку. Моника не успела даже вскрикнуть, как что-то стянуло ей шею. Она почувствовала острую боль, ее охватил неописуемый страх, ноги перестали слушаться, и она потеряла сознание.
Пришла в себя Моника от боли в ноге. Она, видимо, съехала со ступеней на лестничную площадку, и ударилась об ограждение. Некоторое время лежала без движения, затем ей удалось собраться с мыслями и вспомнить, где она и что с ней произошло. На голове она уже не ощущала тряпки, только сильно болела шея. С трудом поднялась и посмотрела в левую сторону коридора. Сумки с деньгами не было. Но Моника почувствовала, что у нее не хватит мужества пойти туда, позвонить, может быть, даже поговорить. Нет! Достаточно того, что случилось, ей хотелось как можно скорее оказаться дома.
Из сумочки, кроме денег, ничего не взяли: ключи и все остальное было на месте. Конечно, если шантажист ни за что получает сто тысяч — собственно говоря, уже двести, не считая денег Казимежа, — не станет же он интересоваться кошельком или пудреницей.
«Вольво» стояла на площади. Она посидела какое-то время в машине, не трогаясь с места, чтобы немного прийти в себя. Вдруг спохватилась, что не проверила, кто живет в квартире 92. Выйти из машины? Но стоит ли сейчас… Может быть, лучше завтра утром, при свете дня, когда вокруг начнут сновать люди и не будет этой затаившейся ночной тишины?