Очная ставка
Шрифт:
Через час, лежа в своей постели и массируя ушибленную ногу, она размышляла над тем, кем мог быть человек, набросивший ей на голову мешок и пытавшийся задушить. Был ли это сам шантажист? Или его сообщник?
Утром следующего дня ей позвонил Казимеж, осторожно справившись, одна ли она дома. Моника без предисловий сказала, что им немедленно надо увидеться. Они встретились в том же самом небольшом кафе, и Казимеж спросил с некоторым удивлением:
— Что случилось?
—
— Нет, но я ездил в Краков и Катовице, вернулся только вчера ночью. А ты что, получила?
— Да.
Моника рассказала ему, что произошло. Казимеж слушал, нахмурив брови, потом вдруг вздрогнул, провел рукой по лбу и озабоченно произнес:
— Вероятно, письмо мне тоже пришло, и, боюсь, оно попало в руки моей жены. Вообще, в наших правилах не читать переписку, адресованную другому, но она могла посчитать, что в письме какое-то важное сообщение. Черт побери! — выругался он. — Если бы знать, что там написано!
— Наверняка этот негодяй требует очередной взнос. Ну, и указаны день, место, час, как и в прошлый раз. Разве ты с женой не разговаривал после возвращения?
— Я вернулся домой ночью, после двенадцати, — помедлил он, взглянув на нее исподлобья, — ты же знаешь, что у нее отдельная спальня. Утром я еще спал, когда она ушла в бар. Я не думал, что придет письмо, иначе перерыл бы всю квартиру. Теперь мне предстоит неприятный разговор. Нужно придумать что-то правдоподобное.
— Не занимайся только своей персоной, — сказала она с раздражением, — поинтересуйся мной. Мы вместе сейчас же поедем в тот высотный дом на Обжезной. У нас есть адрес, фамилия — нужно поговорить с этим человеком, иначе он не оставит нас в покое. Мне необходимо знать, кто это. Тебе говорит что-нибудь фамилия Борейко?
— Нет. Что, прямо сейчас ехать? — В его голосе она почувствовала боязнь и нежелание, что ее страшно разозлило.
— Прямо сейчас! В конце концов, это наше общее дело, а ты мужчина, хотя… — Она не находила слов от обиды.
Они молча вышли из кафе и сели в ее машину. Как и вчера вечером, Моника оставила «вольво» на небольшой площади у Обжезной. В подъезде они остановились у списка квартиросъемщиков.
— Какой номер квартиры? — спросил Казимеж, пробегая его глазами.
— Девяносто вторая.
— Пустое место. Нет никакой фамилии. Может, ты спутала номер? Хотя здесь вообще нет никакого Борейко.
— Давай поднимемся на шестой этаж.
В коридоре опять было пусто, но по всему дому сновали жильцы, доносились голоса детей, стук посуды и лай собак. Они подошли к последней двери.
— Здесь, — шепнула Моника, все больше и больше удивляясь. —
— Это точно та квартира?
— Конечно! Неужели он успел ночью выехать?
В этот момент открылась дверь на противоположной стороне. Выглянула какая-то женщина, посмотрела на них и спросила:
— Вы получили ордер?
Они не знали что ответить. Женщина улыбнулась и добавила смущенно:
— Я спрашиваю потому, что мы станем соседями, а здесь все знают друг друга. Хорошо, что кто-то поселится, столько времени квартира стояла пустой. Даже жалко.
— Почему пустой? — спросила Моника неуверенно.
— Ну, когда пани Коженьская умерла, то сделали ремонт, но, видно, не нашлось желающего, поэтому квартира пустовала. Хозяйка была на пенсии, долго болела, а умерла в конце декабря, перед самым Новым годом.
— Скажите, — Моника решила все же спросить, хотя Казимеж делал ей предостерегающие знаки, — а разве еще вчера здесь не проживал некий пан магистр Вацлав Борейко?
Женщина удивленно вскинула брови.
— Вчера? Пять месяцев здесь никто не живет, а если бы вчера кто-то въехал, то мы бы наверняка услышали. Борейко? Нет такого в нашем коридоре. Впрочем, пожалуйста, позвоните. Мне самой интересно, но это просто невозможно.
Казимеж, бормоча что-то под нос, нехотя нажал на белую кнопку звонка. Потом позвонил еще несколько раз — и все без результата. Жиличка из квартиры напротив удовлетворенно кивала, приговаривая:
— Конечно, я же вам говорила, никого там нет, ведь там никто не живет. Я думала, вы въезжаете в эту квартиру. А этот Борейко, он что, ваш знакомый?
— Кажется, мы перепутали этажи. — Моника натянуто рассмеялась. — Извините.
— Бывает, — ответила женщина, смотря им вслед, и пожала плечами: — Борейко? Интересно…
Казимеж не произнес ни слова, пока они не сели в машину. Только тут он пристально посмотрел Монике в глаза и сказал:
— Признайся, напилась вчера?
— Как ты смеешь?! — воскликнула она с негодованием.
— Тебя небось здесь совсем не было. И вообще, где ты достала деньги?
— Это мое дело, — буркнула она. — Клянусь тебе, что говорю правду! Я повесила на ручку двери сумку с деньгами, а кто-то на лестнице хотел меня задушить… во всяком случае помешать, чтобы я его увидела, может быть, даже узнала. Ничего не понимаю!
Она подвезла его к дому, они холодно попрощались. Моника чувствовала, что Казимеж все еще ей но верит. В глубине души она признавалась себе, что на его месте тоже, вероятно, сомневалась бы в правдивости всей этой истории, странной и непонятной.