Очная ставка
Шрифт:
— Учился самостоятельно. Со временем работа меня захватила. Заинтересовала.
— Вы могли бы учиться заочно.
По лицу Завадовского пробежала ироническая усмешка.
— Не мог, — возразил он. — Ведь тогда стало бы известно, что…
— Ну конечно, — согласился прокурор. — Итак, поскольку мы уже многое узнали, думаю, узнаем и кто вас шантажировал. Может, этот человек проделывает то же и с другими? Нужно положить этому конец. Надеюсь, это вам понятно?
— Но я же его не знаю, — произнес в ответ экс-инспектор.
Это прозвучало так искренне, что Бялецкий с удивлением посмотрел на него.
— Как не знаете? Разве вы с ним не встречались?
— Что касается
— Сколько?
— Три тысячи. Через неделю получил документы.
— Он сказал, кто достал поддельный диплом?
— Нет. А я и не допытывался. Мне было все равно. Главное — это диплом.
— Как фамилия этого вашего товарища?
— Ясинский. А зовут, кажется, Эдвард, не помню точно. Его нет в Польше. Через год он уехал на Запад и уже не вернулся.
— Ну, хорошо. А когда объявился шантажист? И как он вас нашел?
— Он ведь располагал сведениями обо мне, фотографией. Не знаю, как он нашел меня в Варшаве, но однажды вечером, когда я выходил из кооператива… это было осенью прошлого года, около меня остановилась машина. Из нее вышел какой-то мужчина в темных очках, в шляпе, воротник пальто поднят. В общем, выглядел он как персонаж приключенческого фильма… Назвав мою фамилию, сказал, что у него ко мне важное дело… Он напомнил мне историю с дипломом и потребовал денег.
— Машина ехала за вами?
— Нет.
— И что, вы так легко поддались шантажу?
Завадовский пристально посмотрел на прокурора, пожал плечами:
— Вам легко говорить. А я долгие годы работал в кооперативе, где меня знали как специалиста с высшим образованием, я женился, жизнь складывалась удачно. Думал, что так и дальше будет… И вдруг мне грубо напомнили, что все это держится на зыбкой почве. На обмане. Я пришел в ужас.
— А с женой поговорить не решились?
— Я обдумывал такую возможность, но пришел к выводу, что этого делать не стоит. Она стала бы с подозрением относиться ко мне, перестала бы верить. Я женился на девушке из хорошей семьи, всеми уважаемой, очень порядочной. Они никогда бы мне этого не простили.
— Поэтому вы предпочитали платить.
— Да, предпочитал. Теперь я могу вам признаться, что временами мне хотелось убить этого человека, освободиться от него. Но тот словно чувствовал это и поэтому никогда не предоставлял мне подходящего случая. Время от времени неизвестный звонил по телефону, назначал время. Потом мы встречались, всегда по вечерам, на окраине города. Он появлялся неожиданно, я никогда не мог сориентироваться, с какой стороны он подойдет. Создавалось впечатление, что он выходит из стены или из дерева в парке. Всегда в темных очках, почти закрывающих его лицо. Левой рукой он забирал у меня упаковку с наркотиками, в правой держал пистолет. Затем так же внезапно исчезал. Так что я ничего не мог с ним сделать.
— И тогда вы решились на самоубийство?
— Нервы не выдержали. В кооперативе в любую минуту могла всплыть вся эта история, при первой же проверке…
— И вы не подумали о жене, о том, как она это воспримет? Решили бросить ее на произвол судьбы?
Завадовский промолчал, низко наклонив голову.
— С того дня, когда вы пытались совершить самоубийство, шантажист давал о себе знать?
— Наверно, нет.
— Что значит — наверно?
— Ну, во-первых, я был очень болен, на какое-то время потерял память, вообще не вставал с постели. Потом меня перевезли в тюремную больницу. Во всяком случае, жена ничего не говорила мне ни о каком телефонном звонке или письме.
— Вашей жене известна причина, толкнувшая вас на самоубийство?
— Частично. То есть она знает о том, что я брал из кооператива токсические средства. Не знает о шантаже. Ну и о дипломе… — Он поднял голову и с мольбой посмотрел на прокурора: — Прошу вас, не говорите ей об этом! Я предстану перед судом, отвечу за хищение и обман… Ну что ж, отсижу срок и вернусь.
— Пан Завадовский, как вы это себе представляете? Ведь мы ведем с вами не частный разговор, в данный момент вы даете показания, а мой долг подготовить на их основании обвинительное заключение. И я не вправе не упоминать о шантаже или о поддельном дипломе. — Он сурово посмотрел на экс-инспектора и добавил: — Нужно было думать об этом раньше, тогда, когда вы покупали диплом. Тысячи людей, чтобы получить его, несколько лет напряженно учатся, приобретают знания. А вы хотели все получить легким способом, просто заплатив денежки. Вам бы тогда подумать, что это может иметь роковые последствия.
Казимеж дал знать о себе лишь через десять дней, в конце июня. Позвонил вечером, как обычно, осведомился шепотом, одна ли она дома, и, получив утвердительный ответ, предложил встретиться в кафе «Европейское» через полчаса. Моника, ни минуты не задумываясь, ответила: «Хорошо».
С того дня, когда они вместе выбрались проверить, кто такой Вацлав Борейко, проживавший на улице Обжезной, они не разговаривали. Моника до слез обиделась, что он не поверил ее полному драматизма рассказу, и решила больше не отвечать на его звонки. Но примерно через неделю ей стало отчаянно тоскливо. Муж все время куда-то уезжал, она целыми днями сидела дома одна. Попытки завязать другие интересные знакомства не удавались. Симпатичные мужчины с машинами и толстыми бумажниками смотрели на нее рассеянным взглядом или отводили глаза в сторону. Позднее она встречала их с девушками, которые были намного моложе ее.
Моника смотрела на них с завистью, обидой, горечью. Поэтому телефонный звонок Казимежа подействовал на нее как сигнал трубы на кавалерийского коня. Она молниеносно переоделась, старательно накрасилась и через двадцать минут уже ехала на своей синей «вольво» в кафе.
Казимеж сидел в самом углу, в конце зала. Увидев ее, он встал, приветствуя улыбкой, которую она так хорошо знала. Моника заметила, что взгляды всех женщин обратились в его сторону. В одну минуту лицо ее прояснилось, казалось, она сбросила пятнадцать лет. При чем здесь возраст, ведь с ней снова был любимый, который ждал ее и теперь все свое внимание обратит только на нее.
— Ну, получила ты негативы снимков? — спросил Казимеж, когда она заняла место за столиком напротив него.
— Да. Через два дня после того, как я оставила деньги там, на Охоте [20] . В письме лежали шесть негативов, несколько фотографий и записка. — Она засмеялась, тогда содержание записки возмутило ее — теперь же показалось забавным.
— Что там было написано?
— «Дорогая пани Моника! Может быть, мы когда-нибудь увидимся, тогда я позволю себе поцеловать ваши ручки».
20
Охота — район Варшавы.