Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Меры принуждения, использованные французами, чтобы снова обрести свою колониальную империю, объясняются тем, что после унижений, испытанных во время Второй мировой войны, у них возникло ощущение, что на карту поставлено будущее их страны как великой державы. Впрочем, они осознавали необходимость осуществления каких-то перемен, хотя бы для проформы. В 1946 году, в периоды временных перемирий с Вьетминем, они пытались выработать основу договора, в котором присутствовали обещания предоставить к неопределенному сроку некую неопределенную форму самоуправления. Все это было сформулировано так, не никоим образом не затронуть французский суверенитет. По мнению Дальневосточного отдела Государственного департамента, это были «уступки только на бумаге». Когда из этого ничего не вышло, военные действия возобновились, и к концу 1946 года уже шла полным ходом Первая, или Французская Индокитайская, война. Больше не осталось иллюзий. Если французы возобновят применение репрессивных мер и политики грубой силы, докладывал американский консул в Сайгоне, то «в обозримом будущем нельзя будет ожидать никакого урегулирования ситуации, вместо этого последует период партизанской войны». Командующий французскими вооруженными силами, которому было поручено осуществить повторное завоевание страны,
Была ли американская политика уже в 1945–1946 годах недальновидной? Даже если рассматривать этот вопрос с точки зрения воспоминаний о том времени, ответ должен быть утвердительным, поскольку большинство американцев, занимавшихся внешней политикой, понимали, что колониальная эпоха подошла к концу и что ее возрождение — совершенно бессмысленная затея. Не важно, насколько вескими были аргументы в пользу политики пособничества действиям Франции, недальновидность состояла в привязке собственного политического курса к процессу, осуществление которого, как указывало подавляющее большинство сведений, являлось делом безнадежным. Политики убеждали себя в том, что не втягивают Соединенные Штаты в этот процесс. Они успокаивали себя обещаниями французов о будущей автономии и свято верили, что Франции попросту не хватит сил, чтобы восстановить свою колониальную империю; в конце концов ей придется пойти на уступки вьетнамцам. И Трумэн, и Ачесон убеждали американское общество в том, что в основе позиции США «лежит предположение, согласно которому обоснованность притязаний французов на получение поддержки со стороны населения Индокитая подтвердят будущие события». Поэтому нет ничего преступного в том, чтобы немедленно оказать помощь Франции ради укрепления ее присутствия в Европе. Впрочем, это была проигрышная позиция.
Но имелась и альтернатива: добиться для Америки столь желанного первенства среди западных государств, а также, встав на сторону движений за независимость и даже оказывая им прямую поддержку, подтвердить, что у азиатских народов есть все основания для доброго отношения к США. И если некоторым, особенно в Дальневосточном отделе Госдепартамента, это казалось вполне очевидным, то те, для кого идея самоуправления азиатских народов не являлась основой политики и была малозначимой по сравнению с безопасностью Европы, не считали эти доводы такими уж убедительными. Что касается Индокитая, применительно к нему выбор такой альтернативы потребовал бы гибкости ума, то есть качества, которое никогда не входило в число достоинств представителей государственной власти, а также готовности идти на риск и оказать поддержку коммунистам в эпоху, когда коммунизм еще рассматривался как единый и нерушимый блок. В то время от него откололся только Тито, и возможность появления нового отступника даже не рассматривалась. Более того, это вызвало бы разногласия среди союзников. Вместо этого выбор был сделан в пользу содействия достижению совершенно нереальной цели, и после того, как приняли и стали осуществлять соответствующий политический курс, все последующие действия были только попыткой его оправдать.
От начала и до самого конца американская политика во Вьетнаме постоянно вызывала тревожные подозрения, связанные с недальновидностью наших действий. Иногда это проявлялось в изменении политических директив. В 1947 году Французский отдел составил для госсекретаря Джорджа Маршалла проект краткого изложения американской позиции. В этом документе, предназначенном для наших дипломатов в Париже, Сайгоне и Ханое, указание принимать желаемое за действительное сочеталось с неопределенностью прочих инструкций. В нем движения за независимость народов Юго-Восточной Азии, которые, как было указано, составляют четверть населения всей планеты, рассматривались как «важный фактор мировой стабильности». Считалось, что лучшей гарантией того, что национально-освободительная борьба не примет антизападную направленность и не поддастся коммунистическому влиянию, является долговременное объединение с бывшими колониальными державами. С одной стороны, признавалось, что такое объединение «должно быть добровольным», а с другой стороны, утверждалось, что война в Индокитае могла бы разрушить добровольное сотрудничество и «навсегда настроить против нас вьетнамцев». Далее говорилось, что Соединенные Штаты хотят быть полезными, но не желают ни вмешиваться, ни предлагать собственное решение проблемы, хотя они «несомненно обеспокоены» развитием ситуации в Индокитае. Весьма сомнительно, что этот документ открыл сотрудникам дипломатической службы за границей что-либо новое.
2. САМОВНУШЕНИЕ: 1946–1954 гг.
Находившаяся на начальном этапе «холодная война» развернулась в полную силу после того, как в марте 1946 года Черчилль выступил в Фултоне, штат Миссури, со своей речью о «железном занавесе». В ней он утверждал, что «никто не знает, каковы пределы, если таковые вообще есть, стремления Советского Союза и Коммунистического интернационала к экспансии и обращению других в свою веру».
Ситуация на самом деле была тревожной. Идея Рузвельта о дальнейшем партнерстве союзников по войне с целью поддержания мирового порядка перестала существовать, когда перед самой смертью, в свой последний день в Вашингтоне, он признал, что Сталин «нарушил каждое из тех обещаний, которые он взял на себя в Ялте». К 1946 году под советским контролем находились Польша, Восточная Германия, Румыния, Венгрия, Болгария, Албания и, в большей или меньшей степени, Югославия. Оказалось, что еще большую угрозу представляют собой коммунистические партии Франции и Италии. Находившийся в посольстве США в Москве Джордж Кеннан сформулировал политику «рассчитанных на длительную перспективу, терпеливых, но твердых и неослабевающих усилий по сдерживанию экспансионистских устремлений России». В 1947 году госсекретарь Маршалл призвал Америку развивать «чувство ответственности за мировой порядок и безопасность» и понимание того, сколь «огромное значение» имеют в этом смысле как действия, так и бездействие Соединенных Штатов. В ответ Москва заявила, что коммунистические партии всего мира едины в своем стремлении оказывать сопротивление американскому
Кроме того, был принят план Маршалла по оказанию экономической помощи с целью восстановления ослабевших стран Европы. Серьезные и оказавшиеся успешными усилия были направлены на предотвращение захвата власти коммунистами в Греции и Турции.
В феврале 1948 года Советская Россия поглотила Чехословакию. Соединенные Штаты снова ввели в действие закон о призыве на военную службу. В апреле того же года Россия организовала блокаду Берлина. В ответ Америка рискнула установить воздушный мост, который функционировал на протяжении целого года, до тех пор пока блокада не была снята. В 1949 году был создан НАТО (Североатлантический союз), целью которого обозначили осуществление совместной обороны в случае нападения на любую страну, входившую в этот союз.
Событием, которое нарушило баланс сил, стала победа коммунистов в Китае в октябре 1949 года. Это было такое же потрясение, как нападение на Перл-Харбор. Всю Америку охватила истерия, связанная с «потерей» Китая, а истеричные выразители интересов китайского лобби в Конгрессе, а также деловых кругов стали самыми яркими звездами на политическом небосводе. Это потрясение вселяло еще большее беспокойство, поскольку в сентябре, всего за несколько недель до этих событий, Россия успешно провела испытания атомной бомбы. В самом начале 1950 года сенатор Джозеф Маккарти заявил, что у него есть список из 205 членов коммунистической партии, которые работают в Госдепартаменте. И вот, на протяжении следующих четырех лет американцы выступали скорее в поддержку выдвинутых против своих сограждан обвинений в том, что те являются проникшими в американское общество шпионами коммунистов. В июне 1950 года Северная Корея, которая была сателлитом Советов, вторглась в Южную Корею, являвшуюся сателлитом Соединенных Штатов, и президент Трумэн распорядился дать военный ответ, действуя с разрешения ООН. В эти ужасные годы состоялся суд над супругами Розенбергами, которые в 1951 году были признаны виновными в государственной измене. И после того, как президент Эйзенхауэр отказался смягчить приговор, который грозил оставить сиротами двоих детей, супругов казнили.
Все это были элементы «холодной войны», которые определили ход дальнейших событий в Индокитае. Основная идея состояла в том, что любое движение, на которое навесили ярлык коммунистического, представляет собой заговор с целью завоевания мирового господства под эгидой Советского Союза. Победа Мао в Китае казалась ужасным подтверждением данной идеи, а последовавшее за ней нападение на Южную Корею привело к тому, что в американской политике в отношении Азии наступил период паники. Теперь Совету национальной безопасности стало «ясно», что «Юго-Восточная Азия является целью скоординированного и направляемого Кремлем наступления». Индокитай рассматривался как центральное направление этого наступления, отчасти потому, что там уже шла война с участием европейских войск, противостоявших местным вооруженным силам, которыми руководили коммунисты. Он был объявлен «ключевым регионом», который, если сдать его коммунистам, потянет за собой Бирму и Таиланд. Сначала считалось, что наступление коммунистов инициировано Советской Россией. Но после того как китайские войска вступили в сражение за Корею, Китай стали рассматривать как главную движущую силу, а Вьетнам — как его следующую цель. Хо Ши Мин и Вьетминь предстали в еще более отталкивающем образе агентов международного коммунистического заговора, а значит, врагов Соединенных Штатов. Когда десантные силы китайских коммунистов захватили расположенный в Тонкинском заливе остров Хайнань, который до тех пор удерживал Чан Кайши, уровень тревоги возрос еще больше. В ответ 8 мая 1950 года президент Трумэн объявил о первой прямой передаче средств в сумме 10 миллионов долларов на военную помощь Франции и присоединившимся к ней странам Индокитая.
Присоединившиеся страны, то есть Лаос, Камбоджа и Вьетнам, были созданы за год до этого Францией, по условиям Елисейского соглашения, которое признало «независимость» Вьетнама и снова назначило Бао Дая главой этого государства. Вслед за этим, в феврале 1950 года, Советский Союз и Китай спешно признали Демократическую республику Вьетнам со столицей в Ханое. В том же месяце последовало аналогичное признание Соединенными Штатами правительства Бао Дая. Фактически, никакой передачи административных или властных полномочий в руки вьетнамцев Елисейское соглашение не предусматривало, и французы, как и прежде, держали вьетнамскую армию под своим контролем. Режим Бао Дая, чиновники которого больше преуспели в получении взяток, чем в управлении государством, был некомпетентным и коррумпированным. Тем не менее американцы пытались убедить себя в том, что Бао Дай является вполне действенной альтернативой Хо Ши Мину и что, поддержав его, они могут поддержать Францию, гаранта «правильного» правительства, причем сделать это, не опозорив себя пособничеством колониализму. Однако выбор Бао Дая в качестве желательной альтернативы оказался непродуманным решением, даже несмотря на всеобщее признание этой титулованной особы. «Сегодняшние политические условия, — говорил он своему политическому советнику, доктору Фан Кван Дану, — не позволяют убедить народ и армию в том, что у них есть нечто такое, за что стоит бороться». Если бы Бао Дай увеличил численность своей армии, в чем настоятельно убеждали американцы, та стала бы представлять опасность для него самого, потому что тогда мог бы случиться массовый переход военнослужащих на сторону Вьетминя. Будучи истинным националистом, доктор Дан отличался большей эмоциональностью. Он говорил, что вьетнамская армия, командные должности в которой занимали французы, и у которой фактически не было собственных военачальников, не имела «ни идеологии, ни задач, ни энтузиазма, ни боевого духа, ни поддержки со стороны населения».
Американское правительство было осведомлено о таком состоянии дел. Представитель Американской технической и экономической миссии во Вьетнаме Роберт Блум докладывал о том, что правительство Бао Дая «не является многообещающим в смысле развития конкуренции или завоевания доверия со стороны местного населения» и что подобная ситуация «говорит об отсутствии сколько-нибудь серьезных перспектив улучшения». А это в обстоятельствах, когда никакой решительной военной победы французы, по всей вероятности, одержать не могли, приводило к мрачному заключению: «перспектива выполнения поставленных перед американцами задач весьма далека». В 1952 году, после полутора лет неудовлетворенности и разочарований, Блум вернулся на родину.