Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Джонсон испытывал давление как со стороны правых, так и со стороны военных, которые через своих представителей в Конгрессе выражали растущее негодование ограничениями. В августе 1967 года Комитет по делам вооруженных сил дал выход этому негодованию на открытом заседании во время слушаний в подкомитете, которые проходили под председательством сенатора Джона Стенниса. Еще до заслушивания свидетельских показаний Стеннис высказал свое мнение, заявив, что приостановка или ограничение бомбардировок будут «фатальной ошибкой».
Адмирал Юлисез Грант Шарп, который тогда руководил ВВС Командования вооруженных сил США на Тихом океане, привел еще более энергичные аргументы в пользу продолжения операций военно-воздушных сил. Он зачитал великолепные отчетные данные по вылетам В-52. В них говорилось о нанесении ущерба казармам, складам боеприпасов, электростанциям, железнодорожным сортировочным станциям, сталелитейным и цементным заводам, аэродромам, военно-морским базам, мостам — и в целом о «широкомасштабном нарушении экономической деятельности» и работы транспорта, уничтоженных урожаях и увеличившейся нехватке продовольствия. Без бомбардировок, заявил он, Север мог бы удвоить свои силы на Юге, что потребовало бы от Соединенных Штатов ввести дополнительно не менее 800 тысяч военнослужащих, одно пребывание которых обошлось бы казне в 75 миллиардов долларов. Он осудил всех, кто предлагал приостановить бомбардировки, ведь так они позволят врагу восстановить пути снабжения, восполнить свои силы на Юге и усилить грозную противовоздушную оборону. Шарп с искренним пренебрежением относился к выбору гражданских целей, считая их слишком удаленными и не представляющими интереса. Если гражданские власти, утверждал он, недвусмысленно намекая на систему принятия решений во время ленча по вторникам, примут во внимание советы военных, то снимут все ограничения на удары по «привлекательным» целям в таких жизненно важных районах, как Ханой и Хайфон, положат конец длительным задержкам с утверждением целей, и тогда бомбардировки станут гораздо более эффективными. Их приостановка стала бы настоящим «бедствием», поскольку продлила бы войну на неопределенное время.
Выступление министра обороны Макнамары поставило все эти тезисы под сомнение. В весьма экспрессивной манере он привел доказательства того, что бомбардировки не смогли в значительной степени снизить интенсивность проникновения на Юг людских ресурсов и снаряжения с Севера и оспорил доводы военных в пользу снятия ограничений и разрешения наносить удары по более удаленным целям. «У нас нет оснований считать, что это сломит волю северовьетнамского народа или заставит его лидеров усомниться в своих идеалах… или внушит им уверенность в том, что их будут бомбить до тех пор, пока они не сядут за стол переговоров». Таким образом, министр обороны признал, что вся американская стратегия является бесполезной. Продемонстрировавшие наличие открытого конфликта между гражданскими и военными, эти слушания стали настоящей сенсацией.
Доклад, с которым на слушаниях выступил сенатор Стеннис, представлял собой яростную критику вмешательства гражданских в войну. Он сказал, что ситуация, когда мнение гражданских одерживает верх над суждениями военных, «мешает в полной мере раскрыть потенциал ВВС». Теперь, продолжал он, нужно принять непростое решение и «взять на себя риск применить силу, которая требуется, чтобы довести дело до конца».
Джонсон был решительно настроен на то, чтобы не принимать рискованных решений, и это по-прежнему настолько его беспокоило, что он принес извинения Кремлю за непредумышленную бомбежку советского торгового судна, стоявшего в одном из портов Северного Вьетнама. Но он не мог и прекратить или приостановить бомбардировки, что способствовало бы достижению мира, поскольку военные советники уверяли президента, что это единственный способ поставить Север на колени. После выступления Стенниса президент ощутил необходимость провести пресс-конференцию с целью опровергнуть наличие конфликта внутри правительства и заявить о поддержке плана бомбардировок, но не отказался от своего права выбирать цели. В отличие от большинства военных, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Уилер впоследствии стал постоянным членом той группы, которая принимала решения во время ленча по вторникам, и, несмотря на возражения Макнамары, область нанесения бомбовых ударов постепенно распространялась дальше на север, а именно к Хайфону.
Выступления Макнамары способствовали дальнейшему расколу внутри администрации Джонсона. До этого являясь самой надежной опорой президента и самым практичным членом команды, доставшейся ему в наследство от Кеннеди, Макнамара, который был «главным менеджером» войны, потерял веру в необходимость ее ведения и с тех пор утратил былое влияние на президента. Когда на одном из совещаний кабинета министров он сказал, что бомбардировки не только не препятствуют проникновению коммунистических сил, но и «уничтожают инфраструктуру сельских районов Юга, тем самым наживая нам врагов», коллеги молча уставились на него, и это молчание не сулило ему ничего хорошего. Антивоенная общественность ожидала хоть каких-то решений, надеясь, что министр откажется от поддержки дальнейшего ведения войны, но ничего подобного не последовало. Преданный той игре, которую затеяло правительство, Макнамара, подобно рейх-канцлеру Германии Бетману-Гольвегу в 1917 году, продолжал оставаться в Пентагоне главным выразителем стратегии, которую он считал бесполезной и неправильной. Все понимали, что поступить иначе значит показать свое неверие и тем самым оказать услугу врагу. Но открытым остается следующий вопрос: в чем состоит долг — в том, чтобы оставаться лояльным, или в том, чтобы говорить правду? Заняв промежуточную позицию, Макнамара не смог долго усидеть на своем месте. Через три месяца после слушаний Стенниса Джонсон, без каких-либо предварительных консультаций с Макнамарой, объявил, что назначает его президентом Всемирного банка. Во время ухода из правительства бывший министр обороны вел себя весьма осмотрительно и благоразумно.
К этому времени политика войны, которую проводило правительство, в самой Америке уже подвергалась острой критике. Чтобы подкрепить собственное политическое положение и восстановить доверие к себе внутри страны, Джонсон отозвал на родину генерала Уэстморленда, посла Элсуорта Банкера, являвшегося преемником Лоджа, и других важных персон, дабы они высказали оптимистические прогнозы и объявили о твердой уверенности в успехе миссии «по предотвращению коммунистической агрессии». Меньший оптимизм внушало то обстоятельство, что общественное мнение не доверяло никаким сведениям и прогнозам. Согласно оценкам ЦРУ, никакой уровень интенсивности применения американских ВВС и ВМС не заставил бы Ханой признать его «настолько нетерпимым, что пришлось бы прекратить войну». Проведенные ЦРУ исследования эффективности бомбардировок, с холодной беспристрастностью представленные в долларовом выражении, вскрыли тот факт, что ущерб на сумму в 1 доллар, нанесенный Северному Вьетнаму американскими ВВС, обходится Соединенным Штатам в 9,60 доллара. А проведенный министерством обороны системный анализ показал, что противник может прокладывать альтернативные пути снабжения «быстрее, чем мы их перерезаем»; по оценке специалистов министерства, от большей численности американских войск вреда больше, чем пользы, в особенности для экономики Южного Вьетнама. Повторив исследования группы «Язон», Аналитический институт при министерстве обороны не смог обнаружить никаких новых свидетельств, которые внесли бы изменения в уже сделанные выводы и противоречили бы заявлениям ВВС, и сделал следующее откровенное признание: «Мы не в состоянии разработать такую кампанию бомбардировок Севера, которая снизила бы интенсивность потока проникающих на Юг военнослужащих».
Теоретики «когнитивного диссонанса» утверждают, что когда объективные свидетельства опровергают давно устоявшиеся убеждения, наблюдается не отказ от них, а еще большая приверженность, сопровождающаяся попытками найти разумное опровержение. Результатом становится «когнитивная ригидность», или, говоря обычным языком, узлы недальновидности затягиваются еще плотнее. Так было и с бомбардировками. Чем более карательный характер они приобретали и чем ближе подбирались к Ханою, тем больше они мешали желанию администрации с помощью переговоров выйти из войны. В конце 1967 года министерству обороны пришлось объявить о том, что общий вес бомб, сброшенных как на Север, так и на Юг, превысил 1,5 миллиона тонн, что было на 75 тысяч тонн больше общего веса бомб, сброшенных на Европу армейской авиацией США во время Второй мировой войны. Чуть больше половины этого веса было сброшено на Северный Вьетнам, что превышало общий тоннаж бомб, сброшенных двадцать лет назад на Тихоокеанском театре военных действий.
Один предел уже был достигнут. В июле Джонсон поднял максимальный уровень наращивания сухопутных сил до отметки 525 тысяч человек. Тем самым он превысил максимальный предел численности, который генерал Леклерк 21 год назад объявил необходимым, «но даже тогда это не помогло». В то же самое время США выступили с новым мирным предложением, в котором слегка ослабили свои настойчивые требования о взаимодействии. Два француза, Раймон Обрак, который был давним другом Хо Ши Мина, и Эрбер Маркович, выразили страстное желание содействовать окончанию войны и в ходе бесед с Генри Киссинджером, состоявшихся во время Пагуошской конференции, предложили направить их посланниками в Ханой. После консультаций с Госдепартаментом они передали Северу послание Соединенных Штатов, в котором говорилось, что бомбардировки будут прекращены, если Ханой предоставит гарантии того, что это приведет к переговорам и что Север, в свою очередь, возьмет на себя «обязательство» снизить интенсивность проникновения своих военнослужащих на Юг. Казалось, ответ будет предполагать продвижение в направлении переговоров, но дальнейшая дискуссия была прервана возмущенным Ханоем после того, как адмирал Шарп начал полномасштабные бомбардировки с целью изолировать Ханой от Хайфона и перерезать маршруты снабжения. Должно быть, выбор целей на том ленче во вторник производился весьма необдуманно, если только эта необдуманность не была преднамеренной.
Спустя месяц в условиях, когда голоса недовольных звучали все громче и появились свидетельства того, что у Джонсона возникают проблемы внутри его же партии, президент сделал важный шаг. Двадцать девятого сентября, во время выступления в Сан-Антонио, он публично повторил доктрину, лежавшую в основе миссии Обрака — Марковича, заявив, что «мы и наши южновьетнамские союзники полностью готовы вступить в переговоры хоть сегодня вечером… Соединенные Штаты готовы прекратить все… бомбардировки Северного Вьетнама, если это немедленно приведет к продуктивным дискуссиям». США, «разумеется, предполагали», что пока идут переговоры, северовьетнамцы не будут использовать в своих целях прекращение бомбардировок. Ханой решительно отклонил это предложение, назвав его «фальшивым миром» и «явным обманом». Работавший в Ханое и служивший северовьетнамцам в качестве информационного канала, прокоммунистически настроенный австралийский журналист Уилфред Бэрчетт сообщал о «глубоком скептицизме» в отношении прибывавших из Вашингтона государственных и частных доверенных лиц, пытавшихся нащупать контакты. «Я не знаю ни одного лидера, который бы поверил, что президент Джонсон искренен, когда заявляет, что он действительно хочет покончить с войной на условиях, оставляющих за вьетнамцами право самим решать собственные проблемы».
Теперь уже Ханой проявил недальновидность, результатом которой стали упущенные возможности. Приняв сделанное публично предложение Джонсона, северовьетнамцы могли бы настаивать на выполнении указанных в нем условий и проверять результаты. Если бы тогда этот запутанный конфликт закончился миром, их страна избежала бы множества пережитых ею страданий. Но бомбардировки свели вьетнамцев с ума и заставили воспринять это предложение как намек на сдачу противником своих позиций. Они же были полны решимости держаться дальше, до тех пор, пока сами не смогут вести переговоры с позиции силы.