Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Но еще более серьезным сигналом стала передача Уолтера Кронкайта. Она вышла в эфир 27 февраля, сразу после возвращения ведущего из «опаленной войной, разрушенной и измученной страны», руины которой еще дымились после Новогоднего наступления. Кронкайт поведал о новой волне беженцев, численность которых оценивалась в 470 тысяч человек. Они жили в невероятной нищете, в хижинах и лачугах, и пополнили официальный список беженцев, в котором уже числилось 800 тысяч человек. Далее он сказал, что на политическом фронте «недавнее поведение вьетнамского правительства не вселяет уверенности в том, что оно сможет справиться со своими проблемами». Кронкайт отметил, что Новогоднее наступление требует осознания: «Нам придется все время с этим сталкиваться»; переговоры «не должны превратиться в попытку навязать условия заключения мира. Сейчас кажется более очевидным, чем когда-либо, что кровавая бойня во Вьетнаме закончится тупиком». Единственный «разумный выход» состоит в том, чтобы найти для себя «лазейку в ходе переговоров». Но, и Кронкайт неоднократно об этом предупреждал, не стоит надеяться, что «мы выйдем из этой войны победителями».
Известный всей стране телеведущий высказал свое суждение, и «волна потрясений прокатилась по всем структурам государственного управления», — прокомментировал пресс-секретарь президента Джордж Кристиан. «Если я лишился поддержки Уолтера, я лишился поддержки среднего класса Америки», — заметил президент.
Спустя неделю сенатор Фулбрайт объявил, что повторное сенатское расследование обстоятельств, вызвавших принятие резолюции по Тонкинскому заливу, показало, что это было сделано по причине «искажения фактов», а значит, данная резолюция «утратила законную силу». В прессу просочились новости о том, что президент рассматривает просьбу Уэстморленда об отправке во Вьетнам еще 200 тысяч человек и что он согласился с мнением Объединенного комитета начальников штабов о необходимости призвать на военную службу 50 тысяч резервистов для стратегического наращивания сил. Как и ожидалось, это вызвало шумные протесты. В своем недовольстве войной общество, если его мнение точно отражали комментарии прессы, было в большей степени, чем администрация, готово махнуть рукой на ситуацию в Юго-Восточной Азии. А, по мнению «Таймс», оно было в большей степени, чем администрация, готово признать, «что победа во Вьетнаме (или даже благоприятное для нас урегулирование) просто лежат за пределами возможностей величайшей в мире державы». Эта мысль ознаменовала переходный момент во вьетнамской войне.
Без особого энтузиазма перейдя от бездействия к активной деятельности, сенатский Комитет по иностранным делам начал слушания, и Фулбрайт в речи на их открытии заявил: страна наблюдает «духовный бунт», вспыхнувший среди молодежи, которая выступает против «того, что они считают предательством традиционных американских ценностей». При поддержке других сенаторов Фулбрайт поставил под сомнение полномочия президента «расширять масштабы войны без согласия Конгресса». Члены комитета частным образом проинформировали Клиффорда и генерала Уилера, что они «просто не в состоянии обеспечить значительное увеличение численности войск во Вьетнаме — а если мы не смогли, то кто бы смог?» Вызванный на слушания для показаний, Раск продекларировал верность тем целям, которые не изменились со времен Даллеса, но признал, что администрация подвергает пересмотру все аспекты вьетнамской политики, «от А до Я», и рассматривает альтернативные варианты.
На следующий день, во время первичных выборов в штате Нью-Гэмпшир, сенатор Маккарти на удивление набрал 42 % голосов, но худшее было впереди. После того как другие прощупали почву, Роберт Кеннеди осознал, что игра стоит свеч, и выдвинул свою кандидатуру. Теперь этот злодей (каковым его считал Джонсон) оказался на ринге и, обладая аурой популярности своего брата, представлял собой куда более реальную политическую угрозу, нежели сенатор Маккарти. Поскольку оба колесили по стране, выступая с агитационными речами в качестве кандидатов-миротворцев, Джонсону оставалось стать Голдуотером; правда, он не придерживался столь же крайних взглядов, как этот консерватор. Президент столкнулся с необходимостью проведения избирательной кампании, которая должна расколоть Демократическую партию и в ходе которой лично он, выдвинувший свою кандидатуру на переизбрание, вынужден постоянно находиться в обороне, пытаясь оправдать политику войны, не имеющей и малейшего шанса на успех. Когда, казалось, уже ничто (ни выводы группы «Язон», ни отступничество Макнамары, ни провал стратегии истощения противника, ни Новогоднее наступление) не заставит Джонсона пересмотреть свои взгляды и лишь усиливает его «когнитивную ригидность», к нему пришло понимание политической перспективы.
Это понимание не поколебало его решимости продолжать войну, которое теперь почти переродилось в упрямство, не допускавшее никаких корректив, но поставило Джонсона перед унизительной перспективой политического поражения дома. В то самое время, когда Роберт Кеннеди объявил о выдвижении своей кандидатуры, Дин Ачесон, которого Джонсон сразу после Новогоднего наступления неофициально попросил оценить эффективность военной кампании во Вьетнаме, изложил президенту малоприятные выводы. Отказавшись от «заранее подготовленных брифингов» и наведя справки у выбранных им самим представителей Госдепартамента, ЦРУ и Объединенного комитета начальников штабов, Ачесон сообщил Джонсону, что военные пытаются достичь недостижимой цели и что «мы не можем выиграть войну, не сняв всех ограничений с применения силы» (о чем еще в 1964 году предупреждала рабочая группа). Далее он сказал, что картина, которую Джонсон рисует в своих выступлениях, весьма далека от реальности, общество ему больше не верит, страна больше не поддерживает эту войну.
Таково было суждение человека, которого Джонсон не мог запугать, как не мог он и отмахнуться от его мнения, — человека, которого на самом деле он уважал. И все же президент не был готов выслушивать, что он неправ. На той же неделе Джонсон выступил с речью перед членами Национального фермерского союза и, стуча кулаками по кафедре и указывая пальцем на присутствующих, требовал «усилий всей нации», чтобы выиграть войну и заключить мир. Он заявил, что не собирается менять свою политику во Вьетнаме из-за военных успехов коммунистов, и обвинил критиков, которые постоянно «подставляют нашу задницу и нарушают наши обязательства». Это был последний отголосок сделанного им когда-то торжественного заявления, что он никогда не станет первым американским президентом, проигравшим войну, но теперь подобная риторика уже никого не приводила в восторг. Давний друг и советник президента Джеймс Ро сообщил, что после этой речи было много звонков от людей, «приведенных в ярость» тем, что Джонсон поставил под сомнение их патриотизм, и оставшихся равнодушными к его «ура-патриотической» риторике. «Факт состоит в том, что сегодня едва ли найдется кто-либо, заинтересованный в том, чтобы выиграть эту войну, — сделал неутешительный вывод Ро. — Все хотят ее закончить, единственный вопрос: как это сделать»? Спустя три дня Джонсон неожиданно заявил, что он отзывает из Вьетнама Уэстморленда и приглашает заместителя командующего, генерала Крейтона Абрамса, для консультаций с Объединенным комитетом начальников штабов. В ходе этих консультаций было принято решение отказаться от отправки во Вьетнам дополнительно 200 тысяч военнослужащих, но ни о каких определенных изменениях политики не заявили. За это решение Объединенного комитета Джонсону пришлось заплатить согласием призвать на военную службу 60 тысяч человек, чтобы пополнить стратегический резерв.
Дабы раз и навсегда убедить президента, что ситуация во Вьетнаме зашла в тупик, Клиффорд предложил организовать конференцию, на которой бывшие государственные деятели высшего ранга вынесут свой вердикт. В число «мудрецов», как их позднее окрестили, вошли три выдающихся военных деятеля, генералы Риджуэй, Омар Брэдли, Максвелл Тейлор; бывший госсекретарь Ачесон; бывший министр финансов Дуглас Диллон; бывший посол Лодж; бывший верховный комиссар в Германии Джон Макклой; уполномоченный по заключению перемирия в Корее Артур Дин; опытный дипломат Роберт Мэрфи; Джордж Болл, Сайрус Вэнс, Артур Голдберг и его преемник в Верховном суде судья Эйб Фортас, близкий друг Джонсона. Это были люди, имевшие связи с центрами юридической, финансовой и государственной власти, а не какие-то диссиденты, пацифисты или длинноволосые радикалы, люди, заинтересованные в сохранении законных интересов системы, люди, обладавшие более широкими связями в окружающем мире, чем связи, имевшиеся в распоряжении изолированного в Белом доме кандидата на переизбрание.
В дискуссии они уделили пристальное внимание возрастанию экономического ущерба, наносимого Соединенным Штатам войной, и усилению негативных общественных настроений. Хотя некоторые из них продолжали поддерживать стратегию бомбардировок, большинство было против, и это большинство согласилось, что упорное стремление одержать военную победу поставило Соединенные Штаты в такое положение, которое могло лишь далее ухудшаться и несовместимо с национальными интересами. Риджуэй доказывал, что если все еще правомерно предположение, будто южновьетнамское руководство можно усилить, такое усиление следует произвести при американской поддержке, причем не дольше, чем за два года; Сайгон можно было бы предупредить об этом ограничении по времени, после чего «мы приступили бы к постепенному сокращению наших войск». Хотя полного согласия так и не удалось достичь, президента ознакомили с доводами в пользу того, что изменений политического курса не избежать, и намекнули на необходимость ведения переговоров и отказа от военного присутствия во Вьетнаме.
В телевизионном выступлении, которое было запланировано на 31 марта, президент собирался объясниться перед нацией по поводу Новогоднего наступления коммунистов. Встретившись с некоторыми из тех, «кто словно пребывал во сне» (это были Раск, Ростоу и Уильям Банди), а также со спичрайтером президента, Генри Макферсоном, который разделял его взгляды, Клиффорд настаивал, что эта речь должна ознаменовать резкий отход от прежней политики, поскольку уже понятно, что последняя ведет к «катастрофе». Он сказал советникам президента, что те до сих пор не понимают очевидного: среди влиятельных людей наблюдаются «ужасные колебания в отношении поддержки нынешнего политического курса, которые, возможно, являются ответной реакцией на Новогоднее наступление, а может быть, вызваны ощущением, что мы увязли в безнадежной трясине. Стремление увязнуть еще глубже просто сводит их с ума». Группы, которые играют важнейшую роль в жизни страны, продолжал он с непреклонной решимостью, «бизнес-сообщество, пресса, различные конфессии, профессиональные группы, ректоры колледжей, студенты и большинство интеллектуалов настроены против войны».
Чтобы удовлетворить общественность, акцент в речи президента был сделан на том, что необходимы серьезные предложения о достижении мира с помощью переговоров и одностороннего прекращения бомбардировок. Однако стоявшие за этой речью намерения оставались прежними. Военные убедили Джонсона, что, поскольку сезон дождей все равно заставит вести лишь ограниченные боевые действия, президент может совершенно безболезненно для себя отдать распоряжение о приостановке бомбардировок.
Более того, круг лиц, приближенных к хозяину Овального кабинета, а также Объединенный комитет начальников штабов считали, что никакое предложение о мирных переговорах не должно мешать добиваться поставленных целей силой оружия, ибо Ханой, несомненно, отклонит любое мирное предложение. Это мышление проявилось, в частности, в одной важной телеграмме, направленной американским послам в странах СЕАТО за день до запланированной речи президента, той самой, с новыми инициативами. Послам дали указания, согласно которым им надлежало информировать правительства соответствующих стран и «дать им ясно понять, что Ханой, скорее всего, отклонит этот новый проект и тем самым развяжет нам руки после короткого периода затишья». Понятно, что Джонсон и его окружение не собирались вносить никаких изменений в тактику ведения войны. В контексте предстоявших выборов проблемой стало общественное мнение внутри самих Соединенных Штатов. В том же духе, что и послы, в состояние боеготовности были приведены военачальники в штабах Командования вооруженными силами США в зоне Тихого океана, а также в Сайгоне. Генерал Уилер уведомил их о том, что среди факторов, «имеющих отношение к решению президента», присутствует следующий: начиная с Новогоднего наступления, поддержка со стороны общества и Конгресса «снижается ускоренными темпами», и если эта тенденция сохранится, «поддержка обществом решения наших задач в Юго-Восточной Азии будет слишком слабой, чтобы оказать содействие нашим усилиям». Однако в заключение он с надеждой замечал, что намерение президента предложить приостановку бомбардировок «даст обратный ход усилению разногласий».