Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Переговоры, будь то тайные встречи Киссинджера с эмиссаром Ханоя Ле Дык Тхо или четырехсторонние переговоры в Париже, не сдвигались с мертвой точки, поскольку каждая сторона по-прежнему настаивала на условиях, неприемлемых для другой стороны. Северный Вьетнам требовал смещения правительства Тхьеу и замены его формальной «коалицией», с целью ввести в нее представителей Национально-освободительного фронта. Поскольку это было равнозначно отказу от сателлита, Соединенные Штаты отклонили предложение и в свою очередь потребовали вывода всех северовьетнамских войск из южной зоны. Поскольку северовьетнамцы сочли это нарушением своего права находиться в любой части того, что для них всегда было одной страной, они категорически отказались. Хотя эта концепция ничем не отличалось от представлений Авраама Линкольна, который настаивал на неделимости Союза, американцы отнеслись к заявлению северовьетнамцев с недоверием и были убеждены, что Ханой надо заставить силой пойти на уступки.
«Покончить с войной так, чтобы мы выиграли мир», то есть сохранив некоммунистический
Оставалось два варианта: либо громить Северный Вьетнам вплоть до полного его поражения, то есть прибегать к силовому воздействию такой интенсивности, использовать которое Соединенные Штаты не желали, либо отказаться от своих условий, предоставив Южному Вьетнаму, когда он будет в достаточной мере укреплен с помощью «вьетнамизации», самому себя защищать. И, как предугадал Киссинджер, «покончить с нашим участием, не заключая соглашения с Ханоем». Главным препятствием были американские военнопленные, которых Ханой отказывался возвращать до тех пор, пока не будут приняты его условия; но, установив крайние сроки вывода всех военно-воздушных и наземных сил, можно было добиться их освобождения. Ради быстрого завершения войны и оздоровления американской нации можно было выбрать именно этот вариант, который являлся реально осуществимым, и нашлись люди, которые к нему призывали. Но его отвергли, поскольку он якобы представлял опасность для репутации Америки. То, что отказ от безнадежного дела и возвращение нации в нормальное состояние скорее могли бы укрепить, чем ослабить репутацию Америки, не принималось в расчет теми, кто вырабатывал политический курс. Делая выбор между резкой эскалацией войны и отказом от условий, Никсон и Киссинджер остановились на уже показавшем свою безрезультатность промежуточном варианте, который состоял в следующем: постепенно увеличивая масштабы применения силы, пытаться сделать так, чтобы «продолжение войны показалось бы Ханою менее привлекательным, чем урегулирование». Эта программа осуществлялась в течение нескольких лет.
Теперь она приобрела форму интенсивных бомбардировок, направленных не на собственную территорию Северного Вьетнама, а на его линии снабжения, базы и убежища в Камбодже. В отчетах военных количество самолетовылетов систематически искажалось, поскольку нужно было как-то считаться с нейтралитетом Камбоджи, но едва у них появился предлог, состоявший в том, что противник уже давно нарушает нейтралитет, сохранение в тайне подлинного количества вылетов, вероятно, в большей степени использовалось для того, чтобы скрыть от американского общества расширение масштабов войны. В условиях, когда пресса и многие государственные деятели были настроены против войны, предположение, что сведения о воздушных налетах можно скрывать, стало одним из поразительных заблуждений высшего руководства. Корреспондент «Нью-Йорк таймс» в Пентагоне нашел свидетельства об авиаударах и сообщил о них. Хотя этот эпизод не вызвал общественного резонанса, он положил начало процессу, которому суждено было стать камбоджийским провалом Никсона. Раздосадованный тем, что он счел «утечкой» сведений о секретных бомбардировках, Никсон обратился к ФБР, которое под руководством Киссинджера приступило к прослушиванию телефонных разговоров сотрудника администрации президента Мортона Гальперина, имевшего доступ к секретным данным. Так началась длинная вереница событий, которая закончилась первой в истории США отставкой президента.
Тайные операции Никсона еще оставались в тени, но в апреле 1970 года настоящий фурор вызвало вторжение в Камбоджу американских наземных войск и подразделений АРВ. Распространение войны на еще одно, формально нейтральное государство, в то время как Америка призывала ограничить, а не расширять ее масштабы, сделало Никсона похожим на Ровоама, который поручил успокоить израильтян надсмотрщику за трудом рабов. В той обстановке более провокационного действия нельзя было предпринять. Предназначенный для того, чтобы навлечь беду на злоумышленника, этот акт стал проявлением недомыслия, которого правительства двух стран, похоже, не могли избежать, словно повинуясь какому-то злому року.
Военные основания этого вторжения казались вполне убедительными: предотвратить ожидаемое наступление Северного Вьетнама, который предположительно собирался взять под контроль Камбоджу и создать серьезную угрозу Южному Вьетнаму в период вывода американских войск. Вторжение должно было выиграть время, необходимое для завершения «вьетнамизации», перерезать основной путь снабжения из камбоджийского порта Сиануквиля и оказать поддержку новому и более дружественному режиму в Пномпене, сместившему симпатизировавшего
Никсон полагал, что предварительно заявленные сроки вывода 150 тысяч военнослужащих в 1970 году нейтрализуют протесты, а если «эти либеральные ублюдки» будут по-прежнему создавать неприятности, то ему будет уже все равно. В своей воинственной речи он назвал кампанию ответом на «агрессию» Северного Вьетнама и, как всегда, упомянул, что не станет президентом, допустившим поражение Америки. Было сказано, что задачей этого вторжения является уничтожение предполагаемого штаба, или «нервного центра», противника, обозначенного аббревиатурой ЦСЮВ (Центральный совет Южного Вьетнама). В тактическом отношении успех был очевиден: удалось захватить значительное количество вооружений Северного Вьетнама, уничтожить бункеры и убежища, увеличить число убитых врагов еще на 200 человек и нанести противнику такой урон, который заставил его отложить на год планируемое наступление. Несмотря на свое громкое название, таинственный «нервный центр» так и не был обнаружен. В целом же результат был отрицательным: ослабленное правительство Камбоджи теперь нуждалось в защите, земельные участки и деревни оказались в ужасном состоянии, треть населения страны превратилась в бездомных беженцев, а силы прокоммунистических красных кхмеров пополнились значительным количеством новобранцев. Северовьетнамцы вскоре вернулись в Камбоджу и, захватив значительную часть ее территории, стали вооружать и обучать военному делу повстанцев. Тем самым были созданы все условия для того, чтобы еще одна страна Индокитая в недалеком будущем испытала ни с чем не сравнимые страдания.
В Америке реакция на это вторжение оказалась весьма бурной, поскольку оно восстановило против администрации как левых, так и правых политических радикалов. Начались яростные дебаты, в ходе которых противники и сторонники правительства испытывали друг к другу все большую неприязнь. Хотя данные опросов часто показывали резкое увеличение количества тех, кто выступал за более агрессивные действия Никсона, голоса противников войны звучали громче, и по отношению к правительству пресса была настроена явно враждебно. «Нью-Йорк таймс» назвала предъявленные Никсоном основания для вторжения «очередной военной галлюцинацией» и заключила: «Время и горький опыт привели к тому, что американский народ перестал быть доверчивым». Общество ужаснулось, когда несколькими месяцами ранее стали известны подробности массового убийства в Сонгми, когда американские солдаты в приступе безумной жестокости убили более 200 безоружных сельских жителей, в том числе стариков, женщин и беспомощных, рыдающих детей. Потрясение усугубилось, когда после вторжения в Камбоджу американцы начали убивать американцев. Четвертого мая Национальная гвардия, вызванная губернатором, который хотел пресечь то, что показалось ему опасным проявлением насилия в студенческом городке Кентского университета штата Огайо, открыла огонь по демонстрантам и убила четырех студентов. Фотография обезумевшей от ужаса студентки, стоящей на коленях перед телом своего мертвого товарища, врезалась в память глубже, чем любая фотография, начиная со снимка поднятия флага на острове Иводзима. Раскаты войны во Вьетнаме отозвались в Америке.
После инцидента в Кентском университете протестное движение разгорелось еще ярче. Студенческие забастовки, марши, сжигание флагов наблюдались во множестве университетских городков. Разгневанная толпа, численностью около 100 тысяч человек, собралась в парке, расположенном как раз напротив лужаек Белого дома, где кольцо из шестидесяти автобусов с полицейскими выстроилось подобно тому, как колонисты выстраивали кольцом фургоны, обороняясь от индейцев. У Капитолия ветераны Вьетнамской войны устроили митинг, на котором каждый из них снял и выбросил свои медали. В Госдепартаменте 250 сотрудников этого ведомства подписали заявление, в котором возражали против расширения масштабов войны. Все произошедшее было объявлено пособничеством врагу, поощряющим его держаться до конца, что было правдой, и отсутствием патриотизма, что также было правдой, поскольку самым печальным последствием событий стала утрата этого весьма ценного чувства у молодежи — теперь молодые попросту смеялись над патриотизмом.
Протестное движение имело фанатичных сторонников, которые в своей риторике доходили до идиотизма и призывали к противозаконным подрывным действиям. Это приводило в ярость добропорядочных граждан, и не потому, что все они были «ястребами», а потому, что они считали такие действия направленными против общественных норм, против закона и порядка. Это противоборство нашло свое выражение в прямом столкновении, когда строительные рабочие в прочных касках напали на студентов, устроивших марш протеста на Уолл-стрит, избивая их всем, что попадалось под руку. Противостояние достигло своего пика в октябре в Сан-Хосе, куда Никсон приехал, чтобы выступить с речью в ходе кампании промежуточных выборов 1970 года. Президента встретила толпа, которая выкрикивала проклятия и непристойные оскорбления в его адрес. А когда он вышел из помещения для приемов, в него полетели яйца и камни, один из которых его задел. Это было первое в истории Америки нападение толпы на президента. «На их лицах мы видели ненависть… Мы слышали эту ненависть в их голосах», — сказал он, когда через некоторое время объявил участников беспорядков «жестокими головорезами», которые несут ответственность за «все худшее, что творится в Америке».