Одеон
Шрифт:
Все персонажи вымышлены, любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.
Altro `e correre, altro `e arrivare.
Итальянская пословица
1
Снова выкидыш. В этот раз даже не стала обращаться к врачу. Первые пять походов ограничились осмотром и предписанием покоя, вряд ли что-то изменится в шестой раз.
Вытерев слёзы и смыв с бёдер кровь, я надела свежую пижаму и позвала Розу, чтобы она убралась в ванной. Кровь была на светлом
Я не знала, что беременна. После трёх ЭКО, два из которых не дали результата, а третий закончился выкидышем, я не ждала, что сама смогу забеременеть. Ребёнок не хотел оставаться во мне.
Перед тем, как выйти из ванны и позвать Розу, я взвесилась. 49.8. Эти попытки произвести ему на свет наследника выжали из меня всю плоть и вымотали душу.
Столкнувшись с домработницей в дверном проёме, я слегка улыбнулась и быстро ушла из комнаты. Меньше всего хотелось сочувствующих взглядов.
Внизу была ещё прислуга, и я, неуверенно промямлив на ломаном французском что-то типа «я справлюсь сама», спустилась в погреб. Пройдя вдоль бесконечных рядов тёмных бутылок, я дошла до дальнего стеллажа и взяла прованское розе, которое нам рекомендовал местный энолог. Двух бутылок должно хватить. Если же не хватит – попрошу дворецкого принести ещё, а пока мне хотелось побыть одной.
Я испытывала отвращение к погребу. Всё случилось во время рождественской вечеринки. Дело близилось к обмену подарками, а так как нас было 28 человек, мы решили не затягивать: впереди ждал фейерверк и бельгийский торт. Подруга сказала, что нигде не может найти Алёну и Пашу. Паша – мой муж, а Алёна – жена друга Паши, с которым у них был совместный оффшорный бизнес: друг пиздил, а Паша помогал.
Я обошла весь дом, их нигде не было. Решила спуститься в погреб: вдруг они пошли за вином.
Поначалу даже звуков никаких не было. «Наверное, их там нет» – решила я, но всё же продолжила спускаться. Мгновение… Лишь оно разделило мою жизнь на до и после.
На коленях стоял мой муж Павел и делал куннилингус Алёне. Колготки были спущены, трусы – тоже, платье задрано, глаза закрыты, а на губах застывший стон.
Я ничего не сказала. Тихо развернулась и быстро поднялась наверх.
Ни тогда, ни позже я не проронила ни слова, ни слезинки. Я просто умерла. Через три дня я потеряла последнего ребёнка, перед тем, как мы перешли к ЭКО. Тогда я лишь молилась, чтобы какая-нибудь из его шлюх забеременела, и видимость брака закончилась. Но этого не происходило. Паша не хотел разводиться. А я – не знала, чего хотела.
Я закрылась с бутылками в своей мастерской. Глупо было называть эту комнату так, ведь я в ней ничего толком не делала. Но «кабинет» звучало ещё комичнее, поэтому пусть уж лучше «мастерская».
Открыв бутылку штопором, который каждый день ждал своего часа в верхнем ящике стола, я села в зелёное кресло в углу комнаты и начала потягивать вино. В комнате пахло свежестью и терпкой осенней прохладой – окно было приоткрыто.
«Рит, пошли!», – в голове прозвучал голос из прошлого, а вслед за ним начали сменяться картинки, которые были и будут самыми счастливыми воспоминаниями.
Паша берёт меня за руку. Я, сдуваемая ветрами парижской улицы Одеон, поднимаю голову и смотрю на последний этаж дома, а потом иду за Пашей. Мы заходим внутрь и поднимаемся по винтовой лестнице.
Запыхавшиеся, мы останавливаемся у деревянной серой двери с золотой круглой ручкой, Паша достаёт из кармана ключ, открывает дверь, замок заедает, а я чувствую, как бешено бьётся моё сердце – от крутого подъёма и от волнения. Паша знал, как я мечтала о своём уголке в Париже… Нам не было и 30-ти, когда мы смогли его себе позволить.
– Ну как тебе? – спросил он, когда мы наконец-то попали внутрь. А я не могла сказать ни слова. Это была крошечная квартирка, 15 квадратных метров, в которой чудом умещались: кухня, душ, туалет, гостиная, спальня. Последняя представляла собой два матраца на полу. Но даже это казалось тогда небывалой роскошью, пределом всех мыслимых и немыслимых мечтаний.
Я не знала, когда именно начался крах нашей совместной жизни. Мне сложно назвать точку отсчёта и осознать, в какой момент она стала невозвратной… Ведь всё, правда, очень хорошо начиналось. Но деньги портят людей. Власть портит людей.
Когда мы познакомились с Пашей, нам было по 17 лет: два маленьких и неопытных первокурсника МФТИ. Долгопрудный заключил нас в свои крепкие объятия и не отпускал шесть лет. Мы влюбились сразу – только это и спасало от мучительных студенческих будней физтеха.
Мы всегда были разными, несмотря то, что общажная жизнь уравнивала всех – обычных и обеспеченных, победителей международных Олимпиад и просто умных ребят.
Я родилась в семье Дмитрия Носова – третье место в списке Forbes «200 богатейших бизнесменов России».
Отец всегда был откровенным тираном, человеком, который, как любят говорить в России, «поднялся с самых низов». И так как сына у них с мамой не получилось, весь багаж, набранной за жизнь мудрости, он пытался передать мне. Я знала всё о понятиях, впитанных им с детства на улицах Кургана, о том, как важно учиться, и что ничто не дисциплинирует мозг так, как физика и математика.
Сквозь мучения и слёзы я дисциплинировала свой мозг точными науками, готовилась к тому, что всего в этой жизни буду добиваться сама, а чтобы я не потратила свою юность на безделье, блядство и наркотики – меня отправили учиться в МФТИ, который когда-то окончил и мой отец.
Несмотря на достаток, жизнь в элитной подмосковной Жуковке и полёты в Альпы на Dassault Falcon – я была абсолютно неизбалованным ребёнком. Некому было баловать.
Моя мама умерла от кровоизлияния в мозг, когда мне было девять. Я помнила её, но смутно, были какие-то образы, обрывки воспоминаний, которые в детском, а после в подростковом мозге – обрастали вымышленными деталями. Пожалуй, многие неосознанно идеализируют умерших. Любить и принимать их такими, какие они есть, проще: вряд ли за этим последует разочарование. Да и череда сменяющихся женщин отца – не дала мне ничего, кроме желания поскорее смыться из родового гнезда. Поэтому перспектива жить далеко от дома – пусть это даже общага МФТИ с общим туалетом на этаже и одним душем на корпус – не могла меня не радовать.