Одеон
Шрифт:
Мы учились с Пашей в одной группе. Мне не хотелось признавать, но он привлёк меня тем, что был очень похож на отца. В нём горел – я бы даже сказала полыхал – огонь, который отличал его от общей массы остальных парней. Парадокс: на физтехе не так уж и много по-настоящему амбициозных студентов. Чаще всего это одарённые мальчики, реже девочки, в которых в раннем детстве обнаружился талант. Родители холили и лелеяли их, учителя заставляли заниматься, чтобы они приносили школе победы на всероссийских и международных Олимпиадах, ну а после, как выдающиеся выпускники физмат школ, – поступали в лучший технический вуз страны. Уже в МФТИ некоторые из них начинают сдавать позиции, потому
Паша же был другим. Его вырастила одна мама, кассир в супермаркете, которая – без преувеличений – всю себя посвятила ему, а также научила его быть благодарным. Именно благодарность к маме заставляла его днями и ночами учиться. Он не участвовал в Олимпиадах, да и не был высоко одарённым в физике или математике. На физтех он поступил, просто хорошо сдав экзамены. И это была его первая большая победа в последующей череде достижений, куда более крупных и значительных.
Первый год мне удавалось скрывать, что я дочь Носова, придерживаясь легенды о том, что я из обычной московской семьи. Я переживала, что если Паша узнает, в каких условиях я родилась и росла, то не захочет продолжать отношения со мной. Он всегда язвительно отзывался о нашем одногруппнике Жоре, к слову, нормальном парне, отец которого владел заводами в Екатеринбурге. Мысль о том, что отцовский частный самолёт стоит дороже, чем все заводы Жориного папы, вгоняла меня в депрессию и порождала ещё большую ложь о моём якобы нищенском существовании.
Но в один день, как это всегда бывает, тайное стало явным. Накануне майских праздников отец приехал в наш универ, разумеется, с кортежем охраны. Я не знала, что он был меценатом вуза, оплатившим ремонт главного корпуса. Об этом меня, как и всех остальных, осведомили на концерте, посвящённом 9 мая, посещение которого было обязательным, иначе никто не получит зачёт по физре.
Мы сидели с Пашей рядом, как вдруг ректор представил моего отца, выразил ему благодарность, а также добавил, что в стенах всеми нами любимого МФТИ учится его дочь – Носова Маргарита Дмитриевна – и попросил меня встать. Я робко поднялась. Мне все поаплодировали, и я села обратно. До конца действа я боялась даже взглянуть на Пашу, тело парализовал страх.
– Ну, пошли знакомиться с папой, – первое, что я услышала, когда концерт закончился. Лицо Паши было настолько спокойным, что мне ещё сильнее захотелось провалиться сквозь землю.
– Пошли, – тихо ответила я, краснея и не находя себе место. Мы направились за кулисы актового зала.
И тогда, и сейчас Пашу отличала черта, которая очень помогала ему в жизни. А особенно в работе. Он был абсолютно непредсказуемым. Ты никогда не знаешь, каким будет его следующей шаг. Мне кажется, он хорошо чувствовал людей, понимал, что от него ждут – и поступал в точности наоборот.
– Погодин Павел, молодой человек вашей дочери, – Паша внаглую пробрался сквозь толпу преподавателей, охранников, уже готовых положить его на пол, и протянул руку моему отцу.
Мои щёки пылали, а смерть казалась единственным спасением. Только спустя годы я поняла, это была изощрённая месть, во многом характеризовавшая Пашу, как человека.
– Кто? – спросил папа и брезгливо посмотрел на Пашину протянутую руку.
Я стояла в стороне, отец бросил взгляд на меня, потом на вскипающего Пашу, к которому отнеслись неуважительно (это мгновенно выводило его из себя) – и если бы не наш препод по теормеху, то я даже не знаю, чем бы всё закончилось.
– Да-да, наша неразлучная парочка Павел и Маргарита, – с улыбкой сказал преподаватель. – Паша на Риту, кстати, очень положительно влияет, наверное, занимаетесь после пар?
– Занимаемся, – процедил Паша.
– Пап, привет! – я наконец-то набралась смелости и подошла к отцу.
Он меня собственнически приобнял и спросил:
– Маргарит, не представишь нас друг другу, а то парнишка говорит, что он твой молодой человек?
– Так и есть, – тихо пропищала я и опустила глаза.
– Ну, тогда, рад знакомству, – отец теперь сам протянул Паше руку, тот нехотя её пожал.
После той отвратительной сцены папа устроил мне разнос в машине, когда я пошла его проводить: назвал меня шлюхой, говорил, что он отправил меня сюда учиться, а не трахаться, что моей матери было бы за меня стыдно, а когда я не сдержалась и ответила «А не стыдно ли ей за твой бесконечный поток любовниц?», то получила пощёчину. Медленно и без истерик я вылезла из машины. Отцовский кортеж уехал. Затем мы не общались несколько месяцев. Приятного было мало, но именно та ситуация оказалась нам с Пашей на руку. Появилось нечто общее, сблизившее нас – ненависть к отцу.
Пришлось рассказать Паше всю правду о своей жизни. Поначалу он никак это не комментировал и делал вид, что ничего не произошло, а однажды после пары он схватил меня за руку и сказал:
– Ты будешь слушаться только меня.
Я растерялась и закивала. Конечно, Пашу тогда волновала не столько моя, как оказалось, обеспеченная жизнь, а степень влияния отца. Паша был не из тех, кто легко отдаст свою власть, пусть даже такую незначительную, как власть надо мной.
Мы расписались сразу после окончания универа. Он устроился работать в исследовательский институт, а я пошла в стартап – мобильное приложение для чтения электронных книг. Мы сняли квартиру недалеко от Пашиной работы, жизнь казалось мне сказкой. Отец наконец оставил нас в покое, мы были молоды, счастливы, и весь мир принадлежал нам. Но так думала только я. По Паше было видно – наша жизнь его не устраивала. Он хотел большего. В принципе, он всегда хотел большего.
Несколько лет всё было честно и чисто. Конечно, меня удивило резкое желание Паши оставить научную деятельность и уйти на менеджерскую работу в госструктуру, но это был его выбор, и мне ничего не оставалось, как молча наблюдать.
И вот тогда появилась первая грязь. Корпорация, в которую устроился Паша, возглавляла отрасль науки, в которой он изначально занимался научно-исследовательской деятельностью. Пашин рост был таким стремительным, что даже удивлялся мой отец, которому было запрещено влезать в нашу жизнь, в том числе и в Пашину карьеру. Как-то мы обедали в центре Москвы, и он сказал:
– Рит, мне кажется, Паша продал душу дьяволу.
– А ты-то сам не продал?
– Поэтому я знаю, о чём говорю.
Компания, президентом которой был отец, занималась добычей угля и антрацита. С годами к ним прибавился нефтегаз, несколько зданий под офисы в Москве, сеть ресторанов, в одном из которых мы встретились.
Удивительно – когда ты ребёнок – не задумываешься, откуда твои родители берут деньги. Да даже не «откуда», а насколько честным путём. Конечно, я понимала, что Россия – не та страна, где делать бизнес, тем более в таких масштабах, как у моего отца, можно легко и без договора с дьяволом. Но как будто осознанно старалась не вдаваться в подробности. «Да, мой отец, вероятно, обворовывает полстраны, но он же всё равно мой отец?».