Одержимость
Шрифт:
– Ошибаетесь! Я не вещь! Меня нельзя купить подарками и сломить насильно.
Что-то странное мелькает в глазах Кирилла. Что-то такое, что не поддаётся определению, но вселенская печаль его взгляда перетекает ко мне в душу, тяжестью ложится на плечи и пригибает их к земле.
– Я вас провожу, – говорит он и берет меня под локоть. – Вашей маме будет неуютно одной в компании незнакомца.
Черт! Мама! Печаль теперь разрывает сердце. Я совсем забыла о самом близком человеке.
– Я сама.
Выдергиваю руку и шагаю к подъезду. Открываю
– Лиза, мой руки и иди к нам, – зовёт мама.
Я медленно вхожу в кухню и останавливаюсь в дверном проеме. Арсен Николаевич сидит на папином месте. Перед ним лежат столовые приборы. Вот он поднимает глаза, и я тону в их непроницаемой черноте, как в сгустке нефти.
– Здравствуйте, – бурчу под нос и пристраиваюсь с краю стола.
– Э, нет, дочка! Плохая примета! Семь лет замуж не выйдешь, – смеётся мама. – Садись рядом с Арсеном.
С Арсеном? Колокольчик предостережения набатом звенит в голове. Когда этот мужчина стал маме просто Арсеном? Что за новости? Хотя… они, наверное, ровесники, могут общаться без политесов.
– Ничего, – огрызаюсь я. – Мне только двадцать один год. Как раз будет время построить карьеру.
– А ты у нас с характером? – смеётся гость. – Мне такие строптивые девчонки нравятся. Выходи за меня замуж.
– Чт-о-о-о? – от удивления я роняю вилку, наклоняюсь и сталкиваюсь лбом с Арсеном Николаевичем. – Вы так шутите?
– Я вполне серьёзен.
– Мы с вами знакомы всего неделю, а вы с такими предложениями. Если не шутите, значит, развлекаетесь. Хотите посмотреть на мою реакцию?
– Мы знакомы уже ц-е-е-е-лую неделю, – мягко тянет он, и от этого голоса вибрация идет по моему телу, даже зубы начинают стучать от страха. – А для любви с первого взгляда нужно одно мгновение.
– Соглашайся, Лиза, – вдруг поддерживает его мама. – Есть предложения, от которых не отказываются.
– Дорогие товарищи взрослые! – я вскакиваю с места. – У вас все в порядке с головами? Или крыша поехала? Господин Тавади! Немедленно покиньте мой дом!
– Ай-ай-ай, дорогая Лиза, – в голосе гостя по-прежнему звучит усмешка, но его глаза теперь кажутся чёрными дырами, в которых взрываются сверхновые. – Зачем ты так?
– Мне стыдно за тебя! – начинает плакать мама.
Гость поднимается и идёт к выходу. Я понимаю, что безнадежно испортила вечер, мамино настроение, прогнала с ее лица улыбку и опять заставила погрузиться в уныние, но ничего не могу с собой поделать, упрямый характер у меня в отца. Со мной нельзя нахрапом, сразу ставлю перед собой барьер.
Я распахиваю дверь и жду, пока гость попрощается с мамой. Уже на лестничной клетке он поворачивается ко мне и тихо говорит:
– Все равно ты будешь моей.
В низком голосе столько силы и уверенности, что я невольно отшатываюсь. Черный взгляд буравит меня насквозь, и где-то глубоко в душе рождается паника.
– Не шутите так! – испуганно оглядываюсь, вдруг мама услышит.
– Это ты, девочка, играешь с огнём, – он поворачивается, задевает ладонью перила и брезгливо ее встряхивает: на деревянную перекладину кто-то налепил жвачку. – Как у вас грязно!
– Вот и не приходите больше! – вскрикиваю я и тихо добавляю: – Пожалуйста.
В пустую кухню возвращаюсь, содрогаясь от тряски. Меня колотит так, словно я сутки провела на морозе. Эта перепалка с Тавади не приносит удовлетворения, появляется ощущение, что мы с мамой балансируем на канате. Сую руки под горячую воду и замираю, наслаждаясь покоем и только тут замечаю, что в квартире тихо.
Где мама? Оглядываюсь: на столе – нетронутый ужин. Мама постаралась, она всегда была хорошей хозяйкой. Что ж, не пропадать же еде! Сую в рот канапе с сырным салатом, украшенном красной икрой, и замираю от восторга: все, как я люблю, в меру соли, соуса, хлеба.
Иду к родительской спальне, дергаю ручку двери: заперто.
– Мама, открой, пойдем ужинать. Ну, его, Тавади! Нам и вдвоем хорошо.
Прислушиваюсь – ни звука. Начинаю стучать костяшками пальцев, как папа всегда делал.
– Уходи, Лиза, – глухо отвечает мама. – И ты меня предала.
– Ма-ма! О чем ты говоришь? Ты сама себя слышишь? Выходи, пожалуйста, надо поговорить.
– Оставь меня одну.
Я убираюсь в кухне, но каждые пять минут бегаю к спальне и уговариваю маму открыть дверь. В конце концов, от отчаяния плачу навзрыд. Но она непреклонна. Сначала односложно, но отвечает, потом наступает тишина. Спать уйти не могу. Чувство тревоги бьется в сердце, не даёт мне покоя.
– Мама, я приготовила твой любимый чай.
Прислушиваюсь: тишина, лишь мерный стук капающей где-то воды. Только потекшего крана не хватает для полного счастья! Проверяю ванную, туалет, кухню – везде сухо, нет даже признаков влаги. Опять бегу к маминой двери – звук становится сильнее.
Но что может капать в спальне? Ужас адреналином растекается в голове.
– Ма-ма! Ма-ма!
Тишина.
Я пытаюсь открыть дверь. Разбегаюсь и бью ее плечом, как показывают в фильмах, и тут же вою и кручусь волчком от боли. Несусь к соседям, звоню, стучу в дверь, пока не открывают.
– Что, Лиза?
– Там мама. Заперлась. Надо разбить дверь.
Задыхаюсь от истерики, которая душит меня, но сосед не медлит, хватает топор и бежит к нам. Несколько ударов, и сломанная створка распахивается. Мама лежит на кровати, закрыв глаза. Радом на тумбочке – опрокинувшийся стакан, под ним лужа воды. Она и капает на пол. На ковре разбросаны таблетки. Кажется, что весь ворс покрыт ими.
– Лиза, вызывай скорую.
– Что?
– Скорую вызывай, быстро!
Сосед бьет маму по щекам, потом тащит ее в ванную и моет лицо холодной водой. Но она напоминает сломанную игрушку: руки и ноги болтаются, волосы падают на лицо.