Одержимый (сборник)
Шрифт:
— Можешь сесть, сынок?
Непонятно почему, Эвери почувствовал, что ему хочется заплакать. Но надо задушить слезы, загнать их внутрь.
— Так в чем дело, сынок? Ты можешь сесть? Эвери перекатился ближе к двери.
— Думаю, что смогу...
Он ухитрился принять сидячее положение, хотя спина у него болела, и от боли он прикусил язык, пытаясь подавить мучительные спазмы в мышцах и встать на ноги.
— У меня есть для тебя небольшой сюрприз. — Человек улыбался. — Твоя подруга ждет, когда ты присоединишься к ней... —
Открыв дверь в гараж, человек оглянулся и посмотрел на Эвери. Он снова улыбнулся. Эвери удивился, почему он так часто улыбается.
— Почему вы все время улыбаетесь? — вырвалось у Эвери.
Он привык говорить все, что было у него на уме, и делал так всегда, но на этот раз пожалел о своей привычке. Улыбка исчезла с лица человека.
— Просто я рад, что ты со мной, сынок. Только и всего. Значит, ты Эвери?
И то, как его имя прозвучало в устах этого человека, заставило парня содрогнуться, у него возникло такое чувство, словно его изнасиловали.
— Вы знаете мое имя?
— Конечно, знаю. Твой дружок Крошка Ти рассказал мне о тебе все.
Внутри у Эвери сжался ком — будто что-то там завязалось тугим узлом. Он всегда был одиночкой и думал только о себе, но ведь Крошка Ти, в сущности, ребенок, что он мог рассказать о нем? Какую-то долю секунды они смотрели друг на друга. Эвери лихорадочно соображал, сможет ли вообще выбраться из этой передряги... Предположим, возникнет ситуация, при которой он смог бы удрать, но ноги настолько онемели от долгого сидения в багажнике, что убежать далеко он просто был неспособен. Он и в лучшие времена не умел быстро бегать, а уж теперь...
— Пошли, — сказал человек.
— Как мне вас называть? Вы знаете мое имя, а я — нет.
Эвери подумал, что имя этого сумасшедшего, если он сможет перехитрить его и убежать, пригодится.
Кажется, типа этот вопрос застал врасплох.
— Можешь звать меня, сынок, мистер Моррис. Как, подойдет?
— Прекрасно, мистер Моррис.
Эвери ухитрился самостоятельно вылезти из машины, стараясь контролировать себя. Ой понял, что Морриса бесит его страх, а страх пожирал его изнутри. Он растворял его, как кислота яичную скорлупу. Хорошо, что псих не мог заглянуть ему в душу.
— Что же вы собираетесь мне показать? — вежливо спросил Эвери, в то время как внутренний голос кричал: «Я не хочу ничего видеть. Я хочу домой».
Моррис сложил ладони, потер их и снова улыбнулся.
— О, это совсем небольшое шоу. Вот такое. — Он широко открыл дверь подвала, к которому они подошли, и Эвери заглянул внутрь.
Эвери видел над собой только деревянные ступени, ведущие в кромешную тьму. Снизу, из подвала, шла вонь. И Эвери тотчас же понял — это вонь человеческого пота, мочи, экскрементов.
Больше, чем темнота, его встревожило молчание. Тишина. То, что там, внизу, были люди и
— Они мертвые? — спросил Эвери.
— Ни один пока не умер, — хихикнул Моррис. — По крайней мере так было до последнего времени. — Он пристально посмотрел на Эвери. — Пока не умерли.
Ноги уже не держали Эвери, они стали какими-то жидкими, текучими.
Мистер Моррис спустился вниз, в темноту и, не сводя глаз с Эвери, щелкнул выключателем. Теперь Эвери мог видеть ступени, спускающиеся вниз, к стене из шлакоблока. Он изо всех сил вглядывался в сумрачное нутро подвала, силясь различить то, что находилось вне поля его зрения — в правом углу.
Лампочка у входа не могла рассеять темноту.
— Ты пропускаешь первое представление, сынок.
Голос Морриса вывел его из оцепенения.
— Что?
— Первое представление. На стене, вон там, слева.
Взгляд Звери медленно описал круг справа налево и остановился на стене. Он смотрел и смотрел, рот его раскрылся, углы губ опустились, готовые издать крик, но звук застрял в горле. Две пары рук, уже позеленевших от разложения, были прибиты гвоздями к отполированным до блеска сосновым доскам.
Кисти рук были черными от запекшейся и засохшей крови. Пальцы, свисавшие вниз, загибались в безмолвной мольбе.
— Почему вы захотели показать мне это? — Эвери с трудом обрел дыхание, с ужасом думая, когда же его собственные руки украсят стену подвала этого психа в качестве трофеев.
— Полагал, ты заинтересуешься. Вон те, слева — это руки Карлоса, маленького женственного гомика-«куин». Что дала ему жизнь — счастье нагибаться перед мужчинами, пока не подцепит какую-нибудь болезнь. Поверь мне, теперь ему лучше...
— Карлос?.. — В голове у Эвери мутилось.
— Да, да. А ты его знал? Тогда представляешь, о чем я говорю. Его можно назвать одержимым страстью извращенцем.
Моррис удрученно вздохнул.
— О, я сказал — можно назвать. Надо было употребить прошедшеевремя...
Эвери уставился на него, открыв от ужаса рот. Он уже больше не мог притворяться хладнокровным.
— Ну а тот, справа, должен представлять для тебя куда больший интерес. Эти великолепные, славные руки принадлежат твоему другу, так я считаю, во всяком случае. Этому наглому парню, который вышел из юного возраста, но кантовался на улицах вместе с вами.
Пожалуйста, не говори этого, пожалуйста, пожалуйста, не говори этого. Глаза Эвери наполнялись слезами. Лицо покрылось холодным липким потом.
— Это Рэнди, правда, Рэнди?
Моррис выглядел очень довольным собой.
— Ну да, они говорили о тебе, что ты умный малый, и теперь я вижу, что этому можно верить. — Он вытянул руку и постучал костяшкой указательного пальца по лбу Эвери. — Сила дедуктивного мышления.
Эвери медленно покачал головой: «Почему? Почему именно Рэнди?»