Одесситки
Шрифт:
А наша Алка не выдержала и сказала всё, что о ней думает: «Из этой лохудры никакого толка не будет. Ни учиться, ни работать не хочет. Сидит целыми днями с бездельницами-морячками во дворе и семечки грызёт. Бабушке не помогает, хоть бы научилась фартуки строчить, а то ещё норовит Олежку на целый день спихнуть, у неё, видите ли, голова болит. Чему там болеть, когда мозгов нет. Тётя Надя Субда правильно её раскусила: «А зачем ей идти работать? Кормится она у вас с сыном, алименты приличные получает, так и будет на вашей шее сидеть. Не надо было вам её комнату на Коганку выменивать. Ни семью не спасли, и себе на всю жизнь гембель устроили».
Когда Лёнька вернулся из армии, привез жену из Винницкой области, все на Коганке так и ахнули. Такой парень и на тебе! Никто такого не
А Гандзю эту мне совсем не жалко. Она никого не любит, а даже ненавидит, вот, например, меня. Когда летом в парикмахерскую играли, я Олежку постригла, ну получилось, как обкорнала. А что там было стричь, всего волос с гулькин нос. Всё равно был лысый, ну почти лысый. Волосёнки тоненькие, и стричь-то нечего было, а после парикмахерской у него на голове появились круги, как лишаи. Все так смеялись, а Олежка как разревётся. Гандзя, как всегда, семечки грызла, как увидела сыночка в лишаях, в соплях, так и разгромила всю нашу парикмахерскую: схватила ножницы, которыми я постригла её сына, и давай за мной гоняться. Алка Орлова только и успела крикнуть: «Олька, тикай!» Я и сиганула из их палисадника во двор, а разъярённая Гандзя за мной. Её соседи еле остановили, она даже поранила одну соседку. Как раз бабушка с базара пришла, когда Гандзя грозилась меня прибить, и ещё она кричала, что ненавидит все наше кодло. Только после этого у бабки на всё глаза открылись. И пошло, и поехало, её как прорвало. Она и бабку во всех смертных грехах обвиняла, и мою маму и деда.
После этого скандала на всю Коганку Гандзе пришлось идти работать. Олежка полностью перешёл к нам жить. Только ночевал со своей мамой. Удивительно, но после той памятной стрижки у брата начали расти густые красивые волосы. Все соседи стали водить ко мне стричь детей с редкими волосиками. Говорят, у меня рука лёгкая.
— Олька, а мясо ты куда дела? Олька, где мясо? — Бабушка толкала меня за плечо.
— Отнесла на Баранова к профессору... Я спать хочу, бабушка...
Я не слышала, как пришла старшая сестра из института, как раскричалась, что бездельница дрыхнет вместо того, чтобы учиться. А ты её защищаешь. Где её портфель? Уроки хоть сделала?
— Да тихо ты, пусть поспит, в себя придёт.
— Я ей приду в себя.
— Молчи! — бабушка оттолкнула старшую внучку. — Досталось ей сегодня и так, на станции проверка была, комиссия какая-то. Ребёнка заставили мясо уносить, представляешь? Неизвестно, чем там всё еще закончилось. Лучше жри и не буди её, пусть выспится. Я на станцию схожу, постараюсь узнать, что и как. Портфель принесу — тогда и разбудим.
Она нагнулась поцеловать меня, только дотронулась губами и отпрянула:
— Алка, у неё жар начинается, я сразу заприметила, когда она есть не стала. Ты смотри за ней, я в аптеку ещё забегу.
Хорошо болеть, все тебя жалеют, балуют, носятся с тобой как с писаной торбой. Но у нашей бабушки долго не поболеешь. У неё свои методы. Процеживает керосин через марлю и этой гадостью нужно полоскать горло. От этого полоскания не только гланды вылетают из горла, но за компанию и полжелудка. Но это всё же лучше, чем шприц тёти Нади Субды. Вообще-то тёти Надина фамилия Бондаренко, но она снимала угол в нашем дворе и фамилия её хозяйки была Субда. Так её с тех пор и называют Субдой. Она тоже одна с ребенком к жизни пробивается, как говорит моя бабушка. Этот Бондаренко, муж тёти Нади, сделал ей хлопца, потом поехал за длинным рублём — и поминай как звали. Но тётя Надя сумела выбиться в люди, на медсестру выучилась и делает всем уколы, ставит банки. А сын её на два года младше меня — хороший умный мальчик, воспитанный, так считает моя сестра. Дружит он с моей соседкой, своей ровесницей Люсенькой Иголкиной. Моя бабушка посмеивается, в шутку говорит, что соседи себе зятя воспитывают с малолетства.
И действительно: чуть свет, и я у ваших ног — это о Витьке Бондаренко. Ни свет ни заря, а Витька уже дежурит под дверью. Ему одному дома скучно, тётя Надя бегает по больным туда-сюда с металлическим ящичком, завёрнутым в чистенькое полотенце, а там внутри прокипяченные шприцы и иголки. Она в детской поликлинике на Пересыпи работает. Бабушка считает, что она лучше всех врачей о болезнях знает. Как станут вдвоём спорить, что лучше — травами лечить или таблетками, так не остановятся. Пелагея Борисовна, я так запомнить не могу, давайте я записывать буду, так и сидят, колдуют. Но всё равно тётя Надя на первое место ставит болющие уколы. А моя бабушка — травки; как начинается весна, так она меня с рассвета будит, и мы ездим с ней на лиманы: то на Хаджибеевский, то на Куяльницкий, или далеко за Лузановку на автобусе. Цветочки везде одинаково цвели, но у бабушки на всё всегда было своё мнение. Видишь, Олька, здесь почва соленая, отсюда рвать не надо, толку в этой траве никакого не будет. Эти растения сами болеют и нас ещё какой-нибудь пакостью заразят. Нужно выбирать крепеньких, сильных, здоровых, чтобы от них польза была. Давай дальше пойдём.
Так и плелась я за бабкой, от усталости еле переставляя ноги. Я только и мечтала, чтобы солнышко скорее поднялось, тогда мы садились с бабушкой в тенёк завтракать. Мне доставалась котлетка с хлебом, а бабушка из-за болячек съедала отварную картофелину и запивали процеженным отваром шиповника. Если земля была тёплой, бабушка сама проверяла её, поднимая юбку, усаживалась на несколько минут, тогда и мне можно было поваляться, а если, по её мнению, не прогрелась, как следует, то искали пенёк или сваленное дерево. Пока я кемарила, бабушка перебирала мою кошёлку и почти всё выбрасывала, в тысячный раз объясняя, почему эта травинка отличается от этой, но до меня это так и не доходило. Потом мы ещё сидели, ждали, когда солнышко подсушит коробочки семян, чтобы они зазвенели, а то весь сбор можно будет выбросить. «Поспешишь — людей насмешишь», каждый раз одно и то же наставление.
Чтобы я не скучала, бабушка рассказывала, как еще за сто лет до её рождения здесь простирались бескрайние степи и по этим степям кочевали дикие племена ногайцев, которые приходили из-за Волги. Все это она сама узнала, когда в гимназии училась. В степи поднималось желтое облако пыли, аж солнца не было видно, и дикие табуны лошадей, погоняемые ногайцами, перемещались по этим бескрайним просторам. Разбойничали они, грабили, убивали, а ещё воровали людей и продавали в турецкое иго, в рабство, значит. Поэтому по краю русской земли селились казаки, которые давали им жару и защищали нашу землю. И вот матушка земли русской, царица Екатерина Великая, решила покончить с этим безобразием раз и навсегда. Собрала войско большое и пошла войной на турков. Много лет билися, но победили турка проклятого.
— Лошадки куда подевались?
— Ногайцы, кто хотел — остались, а кто нет — ушли за Аральское море вместе с лошадками.
— И что?
— Как что? Теперь мы живём на этой земле. Видишь, какая она красивая стала, сколько садов, лесов, деревень и городов понастроили люди. А какая красавица наша Одесса? Думаешь, случайно её величали раньше южной столицей Российской империи, вот так-то.
— А теперь чья мы столица?
— Теперь мы город-герой Одесса.
— А почему?
— Когда немец пошёл на Одессу она не сдалась, лишь по приказу Сталина армия оставила город без боя. Но немцы, победители херовы, только наверху хозяйничали, а в катакомбы и нос сунуть боялись. Что они только не творили — и взрывали, и газом травили наших партизан, но ничего у них не вышло.