Одесская антология в 2-х томах. Том 2. Этот город величавый был написан, как сонет… ХХ век
Шрифт:
Похудевшие, усталые, но довольные сошлись, наконец, оба брата в кафе, чтобы поговорить «по-настоящему».
– Ну?
– Все хорошо. Скажи, Абрам, кто твой покупатель и в какую, приблизительно, сумму ему нужен дом?
– Ему? В семьдесят тысяч.
– Ой! У меня как раз есть дом на семьдесят пять тысяч. Я думаю, еще можно и поторговаться. А кто?
– Что кто?
– Кто твой покупатель? Ну, Абрам! Ты не доверяешь собственному брату?
– Яша! Ты знаешь знаменитую латинскую поговорку: «Платон! Ты мне брат, но истина мне гораздо дороже». Так пока я тебе не могу сказать. Ведь ты же мне не скажешь!
Яков
– Ох, эти коммерческие дела… Ты уже получил куртажную расписку?
– Нет еще. А ты?
– Нет. Когда мы их получим, тогда можно не только фамилию его сказать, а более того: и сколько у него детей, и с кем живет его жена даже! О!
– Скажи мне, Яша… Так, знаешь, положа руку на сердце, почему твой доверитель продает дом? Может, это такая гадость, которую и на слом покупать не стоит?
– Абрам! Гадость? Стоит тебе только взглянуть на него, как ты вскрикнешь от удовольствия – новенький, сухой домик, свеженький, как ребеночек, и, по-моему, хозяин сущий идиот, что продает его. Он, правда, потому и продает, что я уговорил. Я ему говорю: тут место опасное, тут могут быть оползни, тут, вероятно, может быть, под низом каменоломни были – дом ваш сейчас же провалится! Ты думаешь, он не поверил? Я ему такое насказал, что он две ночи не спал и говорит мне, бледный, как потолок: продавайте тогда эту дрянь, а я найду себе другой дом, чтобы без всякой каменоломни.
– Послушай… ты говоришь – дом, дом, но где же он, твой дом? Ты его хочешь продать, так должны же мы его с покупателем видеть?! Может, это не дом, а старая коробка из-под шляпы. Как же?
– Сам ты старая коробка! Хорошо, мы покажем твоему покупателю дом, а он посмотрит на него и скажет: «Домик хороший, я его покупаю; здравствуйте, господин хозяин, как вы поживаете, а вы, Гидалевичи, идите ко всем чертям, вы нам больше не нужны». А когда мы получим куртажные расписки, мы скажем: «Что? А где ваши два процента?»
– Ну, хорошо… скажи мне только, на какую букву начинается твой домовладелец?
– Мой домовладелец? На «це». А твой покупатель?
– На «бе».
И соврали оба.
Тут же оба дельца условились взять у своих доверителей куртажные расписки и собраться через два дня в кафе для окончательных переговоров.
– Кто сегодня платит за кофе? – полюбопытствовал Абрам.
– Ты.
– Почему?
– Потому что я тобой угощаюсь, – отвечал мудрый Яша.
– Почему ты угощаешься мною?
– Потому что я старше!
Это был торжественный момент… Две куртажных расписки, покоившихся в карманах братьев Гидалевичей, были большими, важными бумагами: эти бумаги приносили с собой всеобщее уважение, почет месяца на четыре, сотни чашек кофе в громадном уютном кафе, несколько лож в театре, к которому каждый одессит питает настоящую страсть, ежедневную ленивую партию в шахматы «по франку» и ежедневный горячий спор о Марокко, Китае и мексиканских делах.
Братья сели за дальний столик, потребовали кофе и, весело подмигнув друг другу, вынули свои куртажные расписки.
– Ха! – сказал Яков. – Теперь посмотрим, как мой субъект продаст свой дом помимо меня.
– А хотел бы я видеть, как мой покупатель купит себе домик без Абрама Гидалевича.
Братья придвинулись ближе друг к другу и заговорили шепотом…
Из того угла, где сидели братья Гидалевичи, донеслись яростные крики и удары кулаками по столу.
– Яшка! Шарлатан! Почему твоего продавца фамилия Огурцов?
– Потому что он Огурцов. А разве что?
– Потому что мой тоже Огурцов!! Павел Иваныч?
– Ну да. С Продольной улицы. Так что?
– Ой, чтоб ты пропал!
– Номер тридцать девятый?
– Да!
– Так это же он! Которому я хочу продать твой дом.
– Кому? Огурцову? Как же ты хочешь продать Огурцову дом Огурцова?
– Потому что он мне сказал, что покупает новый дом, а свой продает.
– Ну? А мне он говорил, что свой дом он продает, а покупает новый.
– Идиот! Значит, мы ему хотели его собственный дом продать? Хорошее предприятие.
Братья сидели молча, свесив усталые от дум, хлопот и расчетов головы.
– Яша? – тихо спросил убитым голосом Абрам. – Как же ты сказал, что его фамилия начинается на «це», когда он Огурцов?
– Ну, кончается на «це»… А что ты сказал? На «бе»? Где тут «бе»?
– Яша… Так что? Дело, значит, лопнуло?
– А ты как думаешь? Если ему хочется еще раз купить свой собственный дом, то дело не лопнуло, а если один раз ему достаточно – плюнем на это дело.
– Яша! – вскричал вдруг Абрам Гидалевич, хлопнув рукой по столику. – Так дело еще не лопнуло!.. Что мы имеем? Одного Огурцова, который хочет продать дом и хочет купить дом! Ты знаешь, что мы сделаем? Ты ищи для дома Огурцова другого покупателя, не Огурцова, а я поищу для Огурцова другого дома не огурцовского. Ну?
Глаза печального Яши вспыхнули радостью, гордостью и нежностью к младшему брату.
– Абрам! К тебе пришла такая гениальная идея, что я… сегодня плачу за твой кофе!!
Незнакомец
(Борис Давидович Флит)
(1883–1937)
Поэт, писатель, сатирик. Родился в Кременчуге. В начале ХХ в. переехал в Одессу, где поступил вольнослушателем на факультет естественных наук Новороссийского университета, но вскоре оставил учебу и стал заниматься журналистикой (с 1904 г.). Свои произведения подписывал псевдонимом Незнакомец. Б. Флит был «достопримечательностью старой Одессы» – он в течение почти 20 лет публиковался в «Одесских новостях», авторами которых были Горький, Шолом-Алейхем, Бунин, Куприн, В. Инбер и многие другие. Но «звездным» изданием Б. Флинта стал одесский журнал «Крокодил», который в 1911–1912 гг. стали читать по всей России: в Москве, Нахичевани, Воронеже, Могилеве… Переехал в Москву, в 1935 г. был арестован, сослан. В 1937-м повторно арестован и расстрелян.
Одесский театрал
Одесса ужасно любит театр.
Одесса самый театральный город, конечно, после Петрограда, Москвы, Харькова, Киева, Воронежа, Екатеринослава, Тулы, Рязани, Тамбова, Елисаветграда и многих других российских городов.
Одесса боготворит театр, но при одном условии:
– «По контрамарке».
Я всегда удивлялся, бывая в театре (конечно, по контрамарке), с каких же доходов существуют театры и почему до сих пор антрепренеры не покончили жизнь самоубийством?