Одесский фокстрот
Шрифт:
– Ага! – подхватывает Стоцкая. – «Он исчез и оставил меня в смятении, потому что я знал, знал наверное: всё, что он мне сказал, было правдой» [10] . … Забавно, что старина Твен назвал ангела Сатаной.
– Сатана и есть ангел!
– Падший!
– Ой, я тебя умоляю! Там, где нет антонима, осмысленно отражающего контекст, – нет и мысли.
– И долбанного Нравственного чувства.
– Вот именно!
– За Марка Твена!
– За него! И ещё раз – за Антуана де Сент-Экзюпери!
10
Цитируется
Выпиваем. Нам всё равно за кого в этот промозглый одесский февраль. Но лучше уж за Марка Твена и ещё раз – за Антуана де Сент-Экзюпери. Когда всё равно – лучше за лучших.
– А разве «Маленький принц» не о долбанном Нравственном чувстве?
– Нисколько! Это о том, чтобы каждый день узнавать что-нибудь новое. Не забывая при этом заботиться о своей розе.
– И о том, что я пью, чтобы забыть.
– Что ты хочешь забыть? – подскочил к нам Мишка со своим во-о-от такенным объективом.
– Хочу забыть, что мне совестно, – буркнула Юля.
И мы с ней громко расхохотались. Аж пополам согнулись.
– Отчего же тебе совестно? – опешил Мишка.
– Перечитай «Маленького принца»! Хотя бы двенадцатую главу! – сквозь хохот выдавила из себя Стоцкая.
– Совестно пить! [11]
– Какие-то вы странные! – растерянно и недоумённо промямлил Мишка.
После чего мы с Юлей грохнули ещё раз.
– Пьяницы! – гневно сказал Мишка.
11
Действительно, тем, кто не знал, не знал – да и забыл «Маленького принца», будет не очень понятно, над чем смеются героини.
– Мы не пьяницы. Просто у нас не всё в порядке с головой. И нам срочно надо принять глюконата кальция. И лития. И магния! – брякнула я.
– Идёмте на Привоз! – скомандовал Мишка. – Там хоть закусить вам купим.
Я довела их до Привоза, а сама отправилась закусить в «Фанкони». Тот, что на месте авиакасс. Хотя кто уже помнит про те авиакассы на углу Карла Маркса и Ласточкина, когда вместо них давным-давно «Фанкони» на углу Екатерининской и Ланжероновской.
Я зашла в арку двора по Александровскому проспекту, 34. И почувствовала себя самым обыкновенным прохожим, которому надо было срезать угол на Большую Арнаутскую. И почувствовала только самое обыкновенное раздражение самого обыкновенного прохожего, обнаружившего амбарный замок на калитке железных ворот по Большой Арнаутской, 96.
Но даже самое обыкновенное в любом случае лучше замминистра с женой, свадебного генеральства или того же Привоза с его последствиями.
Одесский привоз и его последствия
Измучен
в чувствах разобраться
сил уж нет
и мысли
словно в трафарет
в слова ложатся
и искра божья
семенем чужим
произрастает там где раньше жили
лишь свет и нерв
измучен ли
иль вновь готовь рождаться
ещё раз тенью умерев
Октябрьское утро. Одесское октябрьское утро. Я перекуриваю с восходом на игрушечной веранде пластиковой гостиницы «Пальма». Я в некотором раздрае от вчерашней встречи с моим пузатым киевским дружком и его женой – моей подругой. Да, я не заночевала на диванчике в гостиной снятой ими квартиры-номера. В Одессе много мини-гостиниц. Модный бизнес. Модный не только в Одессе.
Нет, будь я настойчивее… А они – посообразительней. Ну да чёрт с ним, с этим! Все мы утрачиваем живость, приобретая взамен не всегда уместную тактичность. В данном контексте «тактичность» – всего лишь синоним слова «лицемерие».
Или я последняя дура? И не будь я лицемерно-тактичной (честнее сказать: мелочно обидчивой), мы бы и не спали вовсе. Ни в кровати в спальне – они, ни на диванчике в гостиной – я. Мы бы всю ночь пили виски, и смеялись, и подкалывали друг друга, и сиял бы Кубрик, и нудил бы фоном старичок Ницше, и язвительно бы блистал Вольтер. Да, именно я – не права. Но для того чтобы это понять, понадобилась одинокая ночь в игрушечной пластиковой гостинице «Пальма». Ночь наедине с морем. Приходишь к морю со всяческой бытийной шелухой, забрасываешь тело в волны, плывёшь до волнореза и обратно. Выпиваешь в ночной тиши наедине со звёздным небом. Снова забрасываешь тело…
И к утру – вуаля! – ты снова чист помыслами и тебе стыдно. Потому что в ночи у моря приходит осознание того, что не изменённые они предстали перед тобой. А сама ты, мать, забубённая, как те немецкие философы. Тоже мне, урок трудового воспитания на тему «Выворот Канта».
Всю ночь администраторша из этих, из «брачного неликвида», гутарила с заезжим молодым человеком подходяще-средних лет. В игрушечной пластиковой гостинице всё слышно. Особенно когда ты сидишь на веранде с сигаретой и стаканом и пялишься в безбрежную даль ночного моря. Вот уж когда – действительно Чёрного.
– Может, вам чего надо будет, так вы ко мне зайдите! Я тут же, на втором этаже. Поднимаетесь по лестнице – и сразу дверь. На ней табличка: «Администратор». Так я там всю ночь. Одна… – нежно, многозначительно, бархатно-переливисто клекочет невидимая мне администраторша в невидимого мне мужчину-постояльца.
Анекдоты – они ведь соль земли, да? «Найдёшь – я твоя! Не найдёшь – я в шкафу».
– Ой, а мне прямо сейчас нужна чашка кофе! – ласково отвечает невидимый мне собеседник.