Одесский фокстрот
Шрифт:
Я долго плакала. Самого доброго на свете льва-людоеда убили краской.
Но слава богу, руки у папы росли не из того места, и он очень плохо сделал ремонт. Так говорила мама. А я знала, что на самом деле мой очень добрый лев-людоед просто страшно живучий! Да, краска его сильно ранила. Но он отполз поглубже в джунгли и там зализал все свои раны. Иные зажили как следует. На месте прочих – образовались безобразные шрамы. Которые, впрочем, его ни разу не испортили. Потому что безобразные шрамы украшают очень добрых львов-людоедов.
Мама сказала папе, что отшелушённое пятно надо затереть наждачкой и закрасить. Поэтому ночью я прокралась в туалет – сторожить доброго льва-людоеда от злой наждачки. И так сосредоточенно сторожила, что уснула прямо
Мама решила, что я ночью просто сходила в туалет. Спросонья. Да так до кровати и не дошла. А про наждачку и закрасить очень быстро все забыли. Хотя я была готова ради спасения моего друга пойти на крайние меры – рассказать взрослым правду. Что мне, ещё килограмм глюконата кальция повредит? Тем более что психиатр, к которому мама меня теперь водила регулярно, сказал ей, что с моими безобидными фантазиями лучше соглашаться. Фантазия про друга-людоеда – она же безобидная, правда?
Когда мне было шесть, в туалете поселились два дохлых скорпиона в банке. Старший брат привёз их из Каракумов.
А я поселилась под календарём с хризантемами. С шести лет я стала переселяться часто. Потому что обзавелась раскладной кроватью. И мама считала переселение раскладной кровати безобидной фантазией.
Перед сном я стала представлять себе, что убегаю с пиратами, что меня воруют бедуины (кто это такие?!), и что я – Маленький принц, только умнее, чем тот парень, который считает себя Маленьким принцем. Хотя он тоже не глупый. Просто подвержен влиянию своего Лиса. Например, Лис утверждал, что зорко одно лишь сердце. Мол, самого главного глазами не увидишь. А Маленький принц за этим своим Лисом всё заучивал бездумно, по сто раз повторяя: «Самого главного глазами не увидишь», чтобы лучше запомнить. Такой маленький, а уже с головой не всё в порядке. Память – она же в голове. Впрочем, Лис был тоже не глуп. Лис был в сто раз умнее Маленького принца. А Маленький принц немного напоминал тех прилежных мальчиков и девочек, которые всем верят на слово. Так что можно считать, что с его Лисом Маленькому принцу ещё очень и очень повезло. Попадись ему кто похуже – ещё неизвестно, чтобы из того Маленького принца вышло. А увидеть главное можно чем угодно. И глазами в том числе.
Я психиатра спросила:
– Вы видите сердцем?
– О! – радостно воскликнул психиатр. – У нас новая фантазия?!
– Не у нас. И даже не у меня. У одного лётчика из старинного дворянского рода. Он француз. Этот лётчик рос в замке, его воспитанием занимались гувернёры и гувернантки. Поэтому французский лётчик сочинял стихи и играл на скрипке. Писал повести и романы. Однажды сказку написал.
– Лётчик играл на скрипке? Хм…
И психиатр выписал мне не то магний, не то литий. Видимо, ему показалось, что глюконата кальция мне уже явно недостаточно.
Когда мы вышли от психиатра, на улице ярко светило солнце. Мама, вместо того чтобы тут же понестись в аптеку, как она это всегда делала, когда мы выходили от психиатра – прямо тут же, на Свердлова, рядом с ПНД, была аптека, – рассмеялась. Мама смеялась долго и весело. А отсмеявшись и отдышавшись, порвала психиатрический рецепт и выбросила клочки в урну, стоявшую у лестницы, ведущей в аптеку.
Мы с мамой пошли не домой, а на Дерибасовскую, в «Дом книги». Там у мамы была знакомая. И она продала маме из-под прилавка много книг. На самом деле она продала их маме в подсобке, но это было синонимом «из-под прилавка». И мама снова хохотала, рассказывая своей знакомой продавщице книг, как я «умыла» психиатра. Хотя я его пальцем не трогала. Но продавщица книг тоже хохотала.
– А вы знаете про намордник для барашка? – спросила я у продавщицы книг.
– Знаю, – серьёзно ответила она. И куда-то убежала. И вернулась с красивой книгой. И вручила её мне. И сказала: – Так я жил в одиночестве, и не с кем было мне поговорить по душам [6] . – И улыбнулась.
Мама пыталась расплатиться с продавщицей и за эту книгу. Но продавщица сказала, что это подарок. Так у меня стало два Маленьких принца. Но первого я всё равно любила больше, хотя кому-то может показаться, что это совершенно одинаковые Маленькие принцы.
6
Так начинается вторая глава сказки Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Именно так: «Так я жил в одиночестве, и не с кем было мне поговорить по душам».
«Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит» [7] .
Я не знаю, помню ли я. Но я умею придумывать. Придумывать – это иногда легко и приятно. А иногда – горько и больно. Между «горько и больно» и «легко и приятно» пролегает целая пропасть печали. «Печаль» – это синоним «времени».
Очень долго. Очень-очень-очень долго я не могла войти в свой детский двор. Даже по Проспекту Мира от Чкалова до Воровского ходить не могла. И по Чкалова – от Проспекта Мира до Советской Армии.
7
Антуан де Сент-Экзюпери. Из посвящения к «Маленькому принцу».
И если бы я прошлой зимой не записала аудиодиск «Доброе утро, Одесса!» – то ещё бы очень долго не пошла. И не вошла.
Но в прошлом феврале я приехала в Одессу с генеральным продюсером студии «Вимбо» Михаилом Литваковым и художником Юлией Стоцкой. В студии «Вимбо» я записывала диск. Юля – оформляла обложку. Диск получился очень качественный. И очень красивый.
И Мишке в голову пришла идея. Она – идея, – что правда, не осуществилась. Но главное в идеях не то, что они осуществляются, а то, что они приходят. Хотя взрослые люди полагают, что главное в идее – это её осуществление. Взрослая моя часть полагает так же. И, вероятно, справедливо полагает это своими взрослыми представлениями о справедливости.
Но на тот момент было важно, что идея пришла. Мишка захотел сделать из «Доброе утро, Одесса!» приложение для айпада, айфона и прочих девайсов, которыми нынче пользуются все. Даже те, кто понятия не имеет о «Рассказе собаки» и Марке Твене, и о том, что «Маленького принца» французский лётчик из старинного дворянского рода Антуан де Сент-Экзюпери посвятил своему другу Леону Верту, когда он был маленьким. И в этом приложении для девайсов, служащих многим для потребления книг в поездках (а иным – заменивших книги вообще), виртуальная я, отрисованная Юлией Стоцкой, должна была проводить для желающих вирутальную же экскурсию по Одессе. Если не по всей, то хотя бы по местам действия аудиодиска «Доброе утро, Одесса!» и книги «Мой одесский язык».
Вот с этой целью – с одной из целей, – мы с Мишей и Юлей в Одессе и оказались. Михаил Литваков вооружился фотоаппаратом с во-о-от такенным объективом, а мы с Юлией Стоцкой вооружились флягами со спиртным. И, конечно же, поскольку на диске есть истории «Позитив не роскошь, а средство передвижения», «Фельнер, Гельмер и Глазунов», «Тюлька на Дерибасовской», «Солнечные пятна на асфальте», а в «Моём одесском языке» – «Зелёный Пыр-Пыр», «Ужасы козы рогатой», «Социальные парадоксы метеорологии», «Падший ангел Паша», «Вариации» и многое другое, – то выбора у меня не было. Мишка с Юлей потащили меня туда, в мой детский двор. Туда, где правду не отличить от фантазии. Туда, где любая выдуманная сказка становится честным рассказом. Туда, где счастье и страдания переплетаются так плотно, что отделить одно от другого невозможно. Короче, они потащили меня на Проспект Мира угол Чкалова. И затащили меня в мой детский двор.