Одетта. Восемь историй о любви
Шрифт:
Чезарио машинально кивнул.
Тщеславный Гвидо Фаринелли, которому была известна репутации Ванды как гения выгодных сделок, не мог остаться в стороне, и его выбор пал на еще одну мазню Чезарио.
Когда он попытался несколько сбить цену, Ванда остановила его:
— Дорогой Гвидо, прошу вас, не надо, не стоит торговаться, когда перед вами подобный талант. Иметь деньги несложно и легко, тогда как талант дается далеко не каждому…
Она повернулась к Чезарио:
— Это просто судьба. Долг. Миссия. Это оправдывает все жизненные лишения.
Пробил час расплаты, она выписала чеки, уточнив, что ее шофер заедет вечером за картинами. Чезарио, лишившись дара речи, застыл как громом пораженный. Свершилось то, о чем он грезил всю свою жизнь, а он так и не нашелся что сказать, хорошо еще, хоть
Она протянула ему руку:
— Браво, мсье, горжусь нашим знакомством.
Прекрасный дождливый день
Она хмуро смотрела, как капли дождя падают над лесом в Ландах. [5]
— Какая мерзкая погода!
— Милая, ты не права.
— Не права? Да ты высунь нос наружу. Увидишь, как поливает!
— Вот именно.
Он прошел по террасе к мокрому саду и встал перед водяной завесой, запрокинув голову, прикрыв глаза, раздув ноздри, навострив уши, опустив подбородок, чтобы лучше ощущать влажный ветер на лице, и прошептал, вдыхая запах ртутно-серебристого неба:
5
Ланды — живописный регион на юго-западе Франции между провинцией Бордо и Страной Басков, где расположено несколько старинных курортов. Здесь протянулись высокие песчаные дюны атлантического побережья и густые сосновые леса, занимающие около двух третей территории.
— Какой прекрасный дождливый день.
Казалось, он говорил искренне.
В тот день она окончательно уверилась в двух вещах: он вызывает у нее глубокое раздражение, и, если ей это удастся, она никогда с ним не расстанется.
Элен не могла припомнить, довелось ли ей хоть раз в жизни познать минуту совершенства. Ребенком она уже озадачивала родителей своим поведением — постоянно убирая свою комнату, переодеваясь при появлении малейшего пятнышка на одежде, заплетая идеально симметричные косы… Когда ее повели на балет «Лебединое озеро», она содрогнулась от ужаса: никто, кроме нее, не заметил, что балерины выстроились не по прямой линии, что пачки после прыжков опускались не одновременно и что неоднократно какая-нибудь из балерин — каждый раз другая! — нарушала общее движение. В школе она аккуратно следила за своими вещами, и несчастный, возвращавший ей книжку с загнутыми страницами, доводил ее до слез, срывая в потайном уголке сознании тонкую пелену доверия, оказанного ей человечеству. Подростком она заключила, что природа ничем не лучше людей, когда заметила, что ее груди — восхитительные, по общему мнению, — не вполне одинаковы, что одна ступня тридцать восьмого размера, а другая упрямо влезает только в тридцать восьмой с половиной. К тому же, несмотря на все ее усилия, рост ее по-прежнему оставался метр семьдесят один — ну что это за цифра, метр семьдесят один? Закончив школу, она поступила на юрфак университета, где посещала лекции скорее в поисках женихов, чем знаний.
Немногие девушки имели столько же романов, сколько Элен. Те, что почти достигали ее уровня, коллекционировали любовников из сексуальной ненасытности или умственной неустойчивости; в основе же коллекции Элен лежал идеализм. Каждый новый парень казался ей наконец тем самым; по первости знакомства, в очаровании разговоров она видела в нем те качества, о которых мечтала; несколько суток спустя иллюзия рассеивалась, он представал перед ней таким, каким был на самом деле, и она покидала его с той же решительностью, с какой прежде манила к себе.
Элен страдала, желая объединить два несовместимых качества: идеализм и трезвость взгляда.
Находя каждую неделю нового прекрасного принца, она, в конце концов, прониклась отвращением и к мужчинам, и к себе самой. За десять лет восторженная и наивная девушка превратилась в циничную тридцатилетнюю женщину, лишенную иллюзий. По счастью, это никак не отразилось на ее внешности; лицо сияло в обрамлении светлых волос, спортивная подвижность сходила за веселый нрав, а светлая кожа сохраняла бархатистый пушок, притягивая поцелуи каждого встречного.
Антуан увидел ее на встрече адвокатов и сразу влюбился. Она позволила ему пылкое ухаживание, так как он был ей безразличен. Тридцать пять лет; некрасив, но и не уродлив, симпатичный, светловолосый, со светлыми глазами, смуглый, пепельные волосы, примечателен в нем был только рост; он словно извинялся, что выше всех, постоянно улыбаясь с двухметровой высоты и слегка сутулясь. Его обычно превозносили за необыкновенный ум, но Элен не слишком впечатлял интеллект, ибо она считала, что и сама не лишена его. Он звонил, посылал остроумные письма, цветы, приглашения на оригинальные вечеринки и оказался так остроумен, пылок и настойчив, что Элен — от нечего делать и из-за отсутствия подобного гигантского экземпляра в ее гербарии — позволила ему увериться, что его обаяние сработало. Они провели вместе ночь. Счастье, которое при этом испытал Антуан, было несоизмеримо с удовольствием, полученным Элен. Тем не менее она позволила ему продолжать.
Их связь длилась уже несколько месяцев.
По его словам, то была настоящая любовь. Каждый раз, когда они ужинали в ресторане, он не мог удержаться от того, чтобы в красках не описать их будущее: он, адвокат, за которым охотился весь Париж, видел ее своей женой и матерью своих детей. Элен молча улыбалась. Из уважения к ней или из боязни услышать ответ он не решался ее торопить. О чем же она думала?
А она на самом деле даже и не знала, как сформулировать свои мысли. Конечно, роман длился дольше, чем обычно, но ей не хотелось признать это и сделать надлежащие выводы. Она находила его… — как бы это сказать? — «приятным», да, она не могла выбрать более сильное или теплое слово, чтобы описать то ощущение, которое пока что удерживало ее от разрыва. Раз она вскоре все равно оттолкнет его от себя, зачем торопиться?
Чтобы уверить в этом саму себя, она составила опись недостатков Антуана. Внешность: тело его было худым только на вид: раздевшись, он обнажал почти детское пузико, животик, которому явно предстояло увеличиться в ближайшие годы. Секс: он предпочитал длительность частым повторам. Ум: блестящий, о чем свидетельствовали его карьера и дипломы, хотя на иностранных языках он говорил куда хуже ее. Нрав: он был простодушен и доверчив до наивности.
Но ни один из этих изъянов не мог оправдать немедленного разрыва отношений; недостатки Антуана даже умиляли Элен. Небольшая жировая подушечка ниже пупка казалась утешительным оазисом на мужском жестком теле; ей нравилось класть на нее голову. Долгие минуты наслаждения и следовавший за ними глубокий сон подходили ей теперь больше, чем бессвязная ночь, проведенная с каким-нибудь жеребцом в череде удовольствий и передышек. Предосторожности, к которым он прибегал, отваживаясь заговорить на иностранных языках, с лихвой компенсировались его бесподобным французским. Его чистосердечие было для Элен отдохновением; в людях она сперва замечала посредственность, ограниченность, трусость, зависть, неуверенность, страх; без сомнения, все эти чувства не были чужды ей самой, и именно поэтому они внушали ей такое отвращение у других; Антуан же приписывал людям благородные намерения, доблестные идеалы, будто ему никогда не доводилось приподнять крышку кастрюльки, где томятся наши мысли, и увидеть, как они копошатся в вонючем паре.
Поскольку она отказывалась от официальной встречи с его родителями, субботы и воскресенья они проводили в городских увеселениях: кино, театр, рестораны, прогулки по книжным лавкам и выставкам.
В мае череда нерабочих дней побудила их совершить вылазку: Антуан повез ее в Ланды, на виллу, умостившуюся между сосновым лесом и пляжем с белым песком. Привыкшая к нескончаемым семейным каникулам на Средиземноморском побережье, Элен была рада открыть для себя грохочущие океанские волны и понаблюдать за серферами; она даже собиралась пойти позагорать на нудистском пляже в дюнах…