Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года
Шрифт:
Фельдман тоже не вернулся с войны.
И самая грустная фраза в конце публикации: большинство тех, кто участвовал в войне, ушли из жизни, а их родственники часто не знают или не помнят биографии своих близких. Поэтому некоторые судьбы осталась невыясненными…
«Война принесла с собой апологию мести и жестокости, — писал покинувший Россию религиозный философ Георгий Петрович Федотов. — Но та же война разбудила ключи дремавшей нежности к поруганной родине… На маске железного большевицкого робота двадцатых годов постепенно проступают черты человеческого лица».
Вот
«Через час я стояла в длинной очереди к дверям комсомольского комитета. Почти все наши студенты уже оказались здесь, и каждый держал в руках заявление о немедленной отправке на фронт. Рядом со мной стоял в очереди Муня Люмкис в своих неимоверно толстых очках. Я подумала, что его-то как раз на фронт не возьмут, но промолчала, чтобы его не огорчать. Однако он все-таки попал на фронт. Он знал наизусть всю таблицу для проверки зрения и обманул врачей. Это была наша последняя встреча — Муня погиб в первом же бою…
Наконец заработали курсы медсестер. Нас учили оказывать первую помощь, не бояться крови — водили чуть ли не с первых дней в больницу на практику, в основном на операции. Профессор провел с нами беседу:
— Я пришел вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь на поле боя. Ваша задача будет — поднимать настроение воинов… Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин… Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять — для солдат и офицеров, которые будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами… Так что перед тем, как идти в армию, подумайте.
Мы всё выслушали, но не были особенно потрясены — мы просто не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что этот человек во многом был прав и его предупреждение помогло нам правильно повести себя в тех ситуациях, в которые мы попадали во время войны…
В момент бомбежки загорелся соседний дом. Во дворе началась паника. Люди вылезали из дворовой «щели» — окопчика, служившего своего рода бомбоубежищем, и бросались в дом. С воплями вытаскивали свой скарб. Какие-то корзинки, деревянные сундучки, матрасы с одеялами и подушками. Женщины с визгом, толкая друг друга, тащили кастрюли и другую кухонную утварь. А крыша тем временем уже не тлела, а горела. Я подумала — а ведь люди не хотели спасать свое жилище. Вероятно, надеялись, что им взамен дадут новое жилье в более престижном месте. Ведь сколько пустовало не просто квартир, а целых современных зданий в этот страшный для Москвы час!»
Сейчас даже трудно представить себе, каково пришлось девушкам, которые осенью сорок первого защищали город. Штаб 311-го отдельного батальона местной противовоздушной обороны Ленинградского района Москвы размещался на Беговой улице. Батальон состоял из четырех рот: двух мужских — строительной и пожарной и двух женских — санитарной и дегазационной. Пожарная и дегазационная роты дежурили на крышах московских зданий и тушили зажигательные бомбы. Строительная рота разбирала завалы после бомбардировок, раненых
Девушки из санитарной роты встречали на вокзалах поезда с ранеными и развозили по госпиталям, во время налетов немецкой авиации спускались в метро, превращенное в бомбоубежище, чтобы помогать москвичам, измученным бомбардировками: «Помню, однажды одной из девушек — бойцу батальона — придавило ноги, так она ужасно кричала. Разве это можно забыть…»
Самопожертвование считалось нормой жизни.
«Восемь немецких бомбардировщиков летят на восток, — вспоминал хирург Николай Амосов. — Не быстро, не высоко, спокойно. Безразлично летят — просто долбить станции, дороги, может быть, и санитарные поезда. Не боясь никого.
И тут — наш, родной «ястребок», И-16. Он один и мчится прямо на этих. Стреляет — видны трассирующие пули. Пролетел между ними. Задымился бы хоть один фашист, упал. Нет, летят.
«Ястребок» повернулся, сделал петлю. Слышна стрельба.
— Ну, улетай, что ты сделаешь один, улетай!
Это мы кричим, как будто он может услышать.
Но летчик снова делает заход и прямо сверху пикирует на немцев. Снова короткая сильная стрельба — все они стреляют в него, в одного.
— Он просто ищет смерти!
Истребитель не вышел из пике. Загорелся, черный дым. Падает где-то за холмами. Парашют не появился.
Стоим растерянные, потрясенные, слезы в глазах».
Будущий академик Георгий Аркадьевич Арбатов был курсантом 1-го Московского артиллерийского училища. В один из тех октябрьских дней его вызвали в кабинет начальника училища. Там сидела комиссия. Ему задали вопрос:
— Товарищ курсант, если вам доверят секретную технику и возникнет угроза, что она попадет к врагу, сможете ли вы ее взорвать, рискуя собственной жизнью?
Он ответил не колеблясь:
— Конечно смогу.
Так сформировали группу курсантов для стрельбы из «катюш», которые почему-то именовались «гвардейскими минометами», хотя это была ракетная установка. Отправили на Волоколамское шоссе, оттуда они дали залп. В установку были заложены два ящика тола, которые в случае окружения следовало взорвать, чтобы новое оружие не попало к немцам.
«Потом, на фронте, — вспоминал Арбатов, — я подумал: зачем сидеть на этих ящиках и демонстрировать героизм? Включатель электрического взрывателя можно было отнести подальше в окоп, а вовсе не взрывать себя вместе с машиной. Но таким было время: оно требовало самопожертвования. А может быть, хотели вместе с секретной техникой уничтожить и тех солдат, которые ее знали».
Ночью 18 октября военный совет Московского военного округа принял два решения: просить ГКО ввести в Москве осадное положение, а штаб округа перевести в Горький.
19 октября поздно вечером командующего московским военным округом генерала Артемьева и члена военного совета Московского военного округа и Московской зоны обороны дивизионного комиссара Телегина вызвали в Кремль.
«Остановившись у дверей, — вспоминал Телегин, — мы доложили о прибытии. Обернувшись к нам и не здороваясь, Сталин задал вопрос: