Один день, одна ночь
Шрифт:
– Софья Захаровна! А, Софья Захаровна!
Старуха взглянула на него.
– Чего вы мне голову морочите, а? От работы отрываете! Нехорошо, Софья Захаровна! Правоохранительные органы стоят на страже законности и порядка, а вы мешаете! Ай-ай-ай, как нехорошо, как стыдно!
– Ничего не стыдно, – пробормотала старуха, и тяжелые щеки с глубокими, длинными морщинами вдруг сделались бурыми, – и ничего я вам не морочу, а говорю как есть! Все как на духу!..
– Собаку куда дели?
– А?!
–
– Сестра взяла. А как же? Что же я его, усыпить должна, что ли?! Он ведь без меня пропадет совсем!
– Вы сестре сказали, что человека убили? И что вас в тюрьму посадят? Сказали?
– Да что вы спрашиваете не по делу! Вы по делу спрашивайте!
– Я и спрашиваю! В котором часу вы вышли на улицу?
– Не помню. Что это, я должна каждую минуту на часы глядеть, что ли? Ночь была, темно уже! А в час или в три, мне неведомо!
– Мимо вас прошел человек. Вы его прекрасно знаете! – Капитан поднял палец, как будто собирался им погрозить. – И не врать! Конечно, знаете! Вы всю жизнь в этом подъезде прожили, а он всю жизнь сюда ходит! Вы вошли в подъезд следом и ударили его по голове, да еще так, что он сразу умер. Зачем? Я вас спрашиваю! Отвечайте!
Старуха беспомощно смотрела на него:
– Так я же объясняю... Я подумала, он грабитель и пришел грабить... а я дверь в квартиру не заперла... испугалась и... И не признала его, темно было, говорю вам.
– Не было темно, – прогремел капитан. – Что вы опять врете?! В подъезде у вас везде свет, и на улице лампочка горит, я проверял, с ней все в порядке. И ключи у вас все время в кармане халата были, я еще утром видел! Они всегда при вас, а дверь вы не закрыли, несмотря на то что сейчас кругом одни воры и бандиты!
– Я убила, – твердо сказала Софья Захаровна. – Вы как хотите там, а убила его я. Забирайте меня.
– Да! – согласился Мишаков с мстительным видом. – Щас!.. Кто приходил к вам сегодня утром? Увидел меня и бросился бежать? Я побежал за ним и не догнал! Между прочим, – вдруг добавил он, – я бы догнал, если б вы на меня не бросились и за руки не хватали. Кто это был?
– Я не знаю, никого не было, – забормотала старуха, – и ничего я вас не хватала, просто дверь когда открылась, а за ней стоял кто-то, я закричала, а ночью никто ко мне не приходил, богом клянусь, что я, молодая, чтоб ко мне по ночам шастали...
Тут вдруг одновременно грянул дверной звонок и раздался жуткий грохот. Маня Поливанова моментально из невидимой стала видимой, кинулась к старухе, покачнувшейся на стуле, и поддержала ее. Мишаков оглянулся с изумлением, и в комнату головой вперед ввалился парень.
– Булка! – заорал он на Софью Захаровну. – Ты че?! Ты че надумала?!
Бабка оттолкнула Маню, метнулась к парню и стала с силой толкать его из комнаты. Он попятился.
–
– Да чего ты пихаешься-то?! Никуда я не пойду! Я здесь останусь! Ты с ума сбрендила, Булка?!
– Уходи! Уходи сейчас же!
– Явление Христа народу, – констатировал капитан и прикрыл двустворчатые двери. – Это кто же у нас будет? Внучок ваш? Или племянник дорогой?
Софья Захаровна раскинула руки, закрывая парня от Мишакова.
– Никто! Никто! Он просто так! Уходи отсюда! Беги! Беги сейчас же!..
Парень хватал ее за руки и все кричал про булку, рядом металась совершенно растерявшаяся Маня Поливанова, и только капитан Мишаков был безмятежен.
– Оч-ч-чень хорошо, – сказал он, когда Софья Захаровна выдохлась и зарыдала. – Оч-ч-чень!
– Не слушайте вы ее, – задыхаясь, выговорил парень. – Она в маразме! Не слушайте! Мне мать позвонила! И я сразу сюда! А она вон чего придумала! Сдурела совсем!
– Митюша! Мальчик! – рыдала Софья Захаровна. – Зачем ты приехал! Я все так хорошо придумала! Зачем, сыночек?.. Тебя теперь... и-и-и... они ведь тебя... а-а-а... в тюрьму сволокут, а тебе нельзя, ты слабенький! Ты там сги-и-инешь!..
– Вы что-нибудь понимаете? – мрачно спросила у капитана писательница Поливанова.
– Все! – заявил капитан. – Абсолютно все!
Она дико на него взглянула и куда-то ушла. Пока ее не было, парень отлепил от себя бабку и кое-как приткнул ее на стул. Она все рыдала и протягивала к нему руки, а он вдруг погладил Софью Захаровну по голове, как маленькую.
Поливанова вернулась и принесла какую-то белую бурду, разболтанную в стаканчике. От стаканчика несло больницей и несчастьем.
– Выпейте, Софья Захаровна, – попросила Маня и сунула старухе стаканчик.
Та приняла дрожащей рукой и опрокинула в себя, как стопку водки. Подышала открытым ртом и сказала решительно:
– Вот что, – и так же решительно поставила стаканчик на стол. – Что бы он тут сейчас ни наговорил, я от своих слов ни за что не откажусь. Вы так и знайте!
– Да я знаю, знаю, – уверил капитан.
– Булка, замолчи, – приказал парень воинственно. – Дура старая, в тюрьму собралась! Матери собаку отдала!
– Я убила, – упрямо настаивала старуха. – Ломиком как дала, так он и перекинулся.
– Ясное дело, – согласился капитан.
Маня посмотрела вопросительно, не понимая причин его веселья. В том, что он веселится, не было никаких сомнений.
Капитан походил по комнате, огибая Маню, как неодушевленный предмет. Все трое смотрели на него, не отрываясь.
– Ну, и кто ты? – внезапно прекратив хождение, спросил капитан у парня. – Внук или племянник?
– Внучатый племянник, – сказал тот быстро. – Ее, Булкин.