Один год из жизни директора, или Как мы выходили из коммунизма...
Шрифт:
После этих фамилий и посещения братских захоронений дроздовцев, алексеевцев, Русского кадетского корпуса, русского казачества остаётся либо кричать в голос, не помня себя, либо затравленно молчать. Около шести тысяч могил и десяти тысяч захоронений!
Подталкиваемый желанием как можно больше увидеть и узнать, я устремился к могильным плитам, открывая для себя всё новые и новые имена. Но скоро, душевно обессилев, вернулся к скромной могиле Ивана Бунина. Но и здесь не сумев обрести покой, пошёл в кладбищенскую церковь.
В юности я был покорён Буниным. Прочёл всё, что смог достать. Некоторые строчки
Недавно познакомился с одним интересным человеком. Пётр Андреевич Дунаев. Старику девяносто лет, сельский интеллигент, учитель. Преподавал географию, историю, рисование. Обошёл пешком всю область, был в геодезических партиях. Искал нефть, соль. До недавнего времени жил в Серноводске. Старуха умерла, надо было куда-то прибиваться к своим. Переехал в наш город, живёт с дочерью. Старик рассказал такую историю.
Он работал учителем в одном заволжском селе. Времена крутые, самый разгар репрессий. Где-то в инстанциях получилась нехватка: требовалось добавить врагов народа. Их село должно было дать ещё одного человека. Следовало самим определиться, кто будет этим самым «врагом». Партийцы сидели долго втроём в сельской избе. Остановили выбор на церковном старосте. Во-первых, он староста, что уже большой криминал по тем временам, а во-вторых, занимался частным промыслом: пилил изредка дрова, сушняк и продавал в городе. Так делали многие.
— В какой-то момент, — говорит Пётр Андреевич, — почувствовал, что я здесь самый грамотный, больше чем кто-либо понимаю, что творится беззаконие. Я больше остальных должен нести ответственность за то, что случится. И решил воспротивиться.
Как отговаривал он своих собеседников, рассказывать не буду, но, в конце концов, они решили: у них в селе больше нет врагов народа. Доложили наверх и страшно удивились, что их оставили в покое…
Чуть позже слух дошёл до несостоявшегося «врага». Зашёл он в гости к Петру Андреевичу, принёс в крапивном мешке три больших солёных леща. Больше ничего не нашлось. Но Пётр Андреевич от лещей отказался. Церковный староста всё понял, не обиделся, сложил рыбу в мешок и ушёл. Этих лещей могли посчитать взяткой…
А в восемьдесят седьмом году, почти через пятьдесят лет, он пришёл опять к Петру Андреевичу, разыскал его. Пришёл уже совсем старым человеком, чтобы вновь поблагодарить. Сказал:
— Не дал ты тогда, Андреич, чтобы жизнь моя пресеклась. А у меня с того момента родились ещё четыре сына, а теперь вот уже девятнадцать внуков, правнуков. Вот сколько «враженят» от «врага» народа!.. А один сын, младший, стал Героем Советского Союза!
И засмеялся бодро, совсем не по-стариковски.
Ноябрь
Из газет: «Четырьмя выстрелами убит директор акционерного общества „Рязанский мясокомбинат“. Застрелили поздно вечером в
Пиши, мой чёрный ящик магнитофона!
Второго ноября разбросанных по земле «чёрных ящиков» стало больше.
В Сибири произошли сразу две авиационные катастрофы. В аэропорту города Усть-Илимска потерпел аварию пассажирский самолёт Ан-12. Погибли 9 членов экипажа и 14 пассажиров. А в районе посёлка Батагай (Якутия) при заходе на вынужденную посадку разбился самолёт Ан-2. Погибли 6 человек.
Михаил Сарайкин, сосед моей матушки, любил пофилософствовать про жизнь ещё до перестройки. Он когда-то, подростком, жил в семье кулаков Ти-монтаевых и имел о раскулачивании совершенно определённое мнение:
— Вот ты смотри, — он выхватывал из рукава свой крепенький ловкий кулак и вертел им перед носом собеседника, — что это? — И сам отвечал, растягивая звуки: — Ку-у-у-лак! А это? — он резко разжимал пальцы и совал пятерню в лицо собеседнику. — Что это? Ничто! Тьфу, да и только. Так вот и с Тимонтаевыми: всё вроде крепко, надёжно, богато! А посмотри: лавка, полы некрашеные, косырём скоблили, чтобы навести чистоту. Весь достаток держался на каторжном артельном труде четырёх братьев. На порядке. Умели работать. И меня усыновили, и работать научили. Им благодарен. Когда их всех забрали в первый раз, так Петро с Фёдором из Кинеля убежали домой, чтобы пшеницу убрать с поля в амбары. Мы всю ночь волочили её на себе. Хлеб — всему голова. И вины за собой они не ведали. Не успели вернуться, на другой день снова арестовали. Вот если бы наши колхозники так болели за дело, а? А то ведь не своё, вот и нет ударной силы-то. Нет кулака, а есть растопыренная пятерня.
И лавки, и полы будут в нашей горнице чистыми. И будет что убирать в поле. Только не мешайте, а помогайте. Тогда и итог окажется положительным. И хлеб, как братья Тимонтаевы, вовремя уберём в наши с вами амбары… Едва не сказал: «закрома Родины».
Вся прошедшая неделя, казалось, состояла из оглушающих событий в Чечне, связанных со штурмом Грозного и участием в нём русских военнослужащих.
Руководство России оказалось перед исключительно ответственным выбором. Или способное в любой момент перерасти в войну чрезвычайное положение, или сложный, не сулящий быстрых успехов переговорный марафон? Сила моральная или физическая? Вот несколько строк из экспресс-анализа аналитического центра газеты «Известия»: «В попытках повлиять на этот выбор в обществе выделилось две силы, две позиции: „партия мира“ и „партия чрезвычайного положения“.
Организующим центром „партии мира“ в эти дни стало Федеральное Собрание. На закрытых заседаниях палат проявилось невиданное в послеоктябрьской 1993 года России единодушие депутатского корпуса, в подавляющем большинстве выступившего против введения ЧП на территории Чеченской республики и за мирное разрешение конфликта.
В Госдуме эту позицию заняли лидеры всех основных фракций, даже те, кто в более спокойные времена требовал восстановления единого государства в границах 1945 года.
<