Один год из жизни директора, или Как мы выходили из коммунизма...
Шрифт:
Вот в газете «Дело» за 22 апреля 1994 года читаю: «Погашение взаимозадолженности и вообще любые меры по урегулированию проблемы за счёт ослабления кредитно-денежной политики, как показывает богатый опыт, приводит, прежде всего, к результату, строго обратному ожидаемому (…) Есть одна проблема, в которой вина правительства огромная, это — неплатежи самого правительства. правительство берёт на себя крупные обязательства, а потом не выполняет, что, к сожалению, активно делалось в начале 1993 года».
Что же получается? Самый большой должник — государство. Оно не выполняет свои обязательства. В то же время обвинение бросается руководителям, которые не могут якобы возглавлять предприятия, ибо они неплатёжеспособны. У нас порочный круг неплатёжеспособности. Вину
Творится несуразное не только в нефтехимии и нефтепереработке, но и на многих промышленных гигантах. АЗЛК — второй крупный производитель автомобилей в России — работает по графику, установленному в январе: три дня в неделю, собирая по пятьсот машин в сутки. Последняя остановка главного конвейера АЗЛК в первой половине марта связана с нехваткой финских двигателей. Сейчас двигателей достаточно для нормального ритма производства в течение ближайших двух недель, но только сокращённых…
На крупнейшем предприятии «Нижнекамскшина», где в коллективе шестнадцать тысяч человек, средняя зарплата рабочего — сто пятьдесят тысяч. Путёвка в Сочи — пятьсот пятьдесят тысяч. Пожалуйста, бери отпуск, езжай в Сочи, отдыхай и потом три месяца сиди без денег, ищи подножный корм.
Земля всегда как-то выручала. И сейчас помогает. Поэтому резко возросла потребность в огородах, дачах, земельных участках. В выходные, на праздники большинство наших работников, да и с соседних предприятий — там. Хорошо, что мы обеспечили огородами всех желающих, хоть это спасает!
Двадцать дней, как у меня родился внук. И все они заполнены хлопотами вокруг нового человека, маленького, но так крепко сплотившего вокруг себя всех нас. Когда внука привезли домой, такого трогательного, беспомощного, я, наивный, вдруг подумал, что видевшие рождение ребёнка люди, которые были рядом с ним с первых минут появления на свет и которые ощутили это трогательное, щемящее чувство к крохотному ростку незащищённой человеческой жизни, неповторимости её, не могут потом поднять руку вообще на человека, причинить физическую боль.
Его отец уехал в Москву. Через день позвонил и на вопрос: «Как доехал?» — ответил:
— Нормально, но с маленьким ЧП.
Оказывается, поезд остановили на полдороги. Поступил звонок из железнодорожной милиции о том, что заложена мина. Прибыли сапёры. Подогнали запасной состав, перегрузили пассажиров. Потеряли на этом четыре часа. Как потом сообщило телевидение и местные газеты, мину не обнаружили. Какой-то умник вздумал позабавиться. Шутка, разумеется, дорого обошлась и железной дороге, и пассажирам. Курьёзно: в одном из вагонов в сумке нашли деньги — около десяти миллионов рублей. Хозяин так и не объявился.
В безумное время появился на свет мой внук!
Резко падает выпуск большинства видов продукции самого различного назначения. Ни экономисты, ни практики — никто не ожидал таких темпов снижения общепромышленного
На этой неделе Борис Ельцин был в Германии. Основная цель: условия вывода российских войск. Визит сам по себе, как и предполагалось прессой, социологами и политологами, оказался бесконфликтным. Все необходимые документы подписаны, оценка встречи обеими сторонами — положительная.
Визит этот мог бы быть примечательным и для нашего завода. Я напряжённо следил за посвящёнными ему телепередачами. Дело в том, что месяца за полтора мы послали Ельцину письмо с просьбой рассмотреть проблемы реконструкции завода, в частности, вопросы строительства установки по производству полиэтилена. Я уже говорил об этом. Мы были готовы строить. Но изменили систему таможенных пошлин. Ввели спецналог на ввозимое оборудование. В связи с этим выросла стоимость нашего контракта на сорок семь миллионов немецких марок. Это усложнило экономическую ситуацию на заводе. Денег таких мы не имеем. Попросили Бориса Николаевича оставить условия налогообложения и таможенных пошлин на период строительства те, которые действовали на момент заключения контрактов.
Ответа не последовало.
Кажется, Декарту принадлежат слова: «Пока живу — надеюсь, пока надеюсь — живу». Мой коллега, директор, который уже смирился с тем, что его предприятие — банкрот, сказал мне:
— Смотри на это дело философски. Всё пройдёт!
Когда 26 апреля у меня родился внук Виктор, мы — оба деда и его отец — на нашей даче заложили в нержавеющую трубу пару бутылок: коньяк и сухое вино. Написали на листке пожелание и закопали. Договорились — через пятнадцать лет, в день его рождения, показать это место. Пусть сам достаёт и читает.
Здорово, если бы и мои вот эти записки лет через пятнадцать оказались интересными хотя бы моему внуку. Когда он вскроет наше послание, мне, если доживу, будет шестьдесят пять. Пусть внук через годы услышит нас. Задумается: какими мы были, почему так поступали? Отчего не делали очевидные вещи, в силу каких причин? И наступит ли в России период, когда можно будет побороть то, что мешает сейчас? Конечно, цивилизация выйдет на другой уровень. Вполне возможно, сильно улучшится быт. Не на таких, как сейчас, самолётах будут летать. С иной скоростью. Это — цивилизация. А культура? А ум? Так хочется, чтобы культура опережала цивилизацию. Поднималась быстрее. Вперёд, всё выше, выше и выше! Вспомним, Лев Толстой ходил пешком, землю сохой пахал, верхом на лошади в валенках ездил по Москве… Но каков был дух его!
Пришла правительственная телеграмма за подписью руководителя департамента с поздравлением по поводу избрания меня членом-корреспондентом Российской инженерной академии. Приятно, что в общем хаосе заметили… Но большой радости нет. Она, возможно, и была бы, если б я не так часто сталкивался с жутко суровой нашей действительностью. На сегодня нет и не могут быть изобретены и разработаны нашими учёными технологии, которые в состоянии резко вывести предприятия из экономического провала. Почему? Ответ не в сфере науки и технологии, а в сфере ценовой политики и вообще политики. Сырьё и энергоресурсы так дороги, что они самую эффективную технологию делают убыточной. Наука в этой ситуации не спасает. Саму науку спасать надо. Сегодня профессор в институте получает меньше, чем уборщица на нашем заводе.