Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
…и подручные мои,
Что сгрудились поодаль, заорали
В десяток глоток, кинув шапки вверх:
«Да здравствует король английский Ричард!»
Воспользовавшись этим, я сказал:
«Спасибо вам, сограждане, друзья:
Единодушным криком одобренья
Свидетельствуете вы, как вы мудры,
Как люб вам Ричард». С этим я ушел.
(
Но сколь англичане ни были запуганы, тем не менее они разгадали его планы, и, как и у Плутарха, затея провалилась. Увидев, что это лишь политическая уловка, они прокляли Ричарда. Именно поэтому в «Юлии Цезаре» Шекспир поступил иначе, чем Плутарх, — в сцене коронации нет ни слова о том, что толпа настроена против Цезаря. Шекспиру важно равновесие обеих точек зрения.
«Юлий Цезарь» предвосхищает «Гамлета», однако пьеса также тесно связана и с «Генрихом V», предыдущей шекспировской хроникой: Цезарь, как и Генрих V, использует религиозный праздник в политических целях. Вполне возможно, что король Генрих V действительно держал речь перед своим войском накануне битвы при Азенкуре и молился об успешном исходе битвы. Но он наверняка никогда не говорил о том, что день святого Криспиана станет государственным праздником. Это, безусловно, слова монарха XVI века, ибо так можно было сказать лишь после Реформации. Генрих верит, что день святого Криспиана станет символом великой победы Англии над Францией:
Сегодня день святого Криспиана;
Кто невредим домой вернется, тот
Воспрянет духом, станет выше ростом
При имени святого Криспиана.
Кто, битву пережив, увидит старость,
Тот каждый год в канун, собрав друзей,
Им скажет: «Завтра праздник Криспиана»,
Рукав засучит и покажет шрамы:
«Я получил их в Криспианов день».
Хоть старики забывчивы, но этот
Не позабудет подвиги свои
В тот день; и будут наши имена
На языке его средь слов привычных:
Король наш Гарри, Бедфорд, Эксетер,
Граф Уорик, Толбот, Солсбери и Глостер
Под звон стаканов будут поминаться.
Старик о них расскажет повесть сыну,
И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас…
( IV, 3; перевод Е. Бируковой )
Хотя Генрих в монологе, которым завершается четвертый акт, настаивает на том, что они одержали победу лишь милостью Божьей, в памяти останутся не имена святых, а имена английских графов. Лучшего примера тому, как национальная идея вытесняет религиозную, пожалуй, и не придумать. Когда в 1599-м эти восторженные строки прозвучали со сцены, про битву при Азенкуре уже давно забыли (память об этом событии была жива только благодаря Шекспиру). Англия уже лишилась большинства своих французских владений — за несколько месяцев до того, как в 1558-м Елизавета взошла на трон, англичане были вынуждены вернуть французам даже Кале. Вот вам и «Отныне до скончания веков»! «Генриха V» отличает от «Юлия Цезаря» то, что в хронике триумфы и праздники никак не связаны друг с другом, тогда как в трагедии их связь непреложна, хотя и таит в себе немало опасностей.
У елизаветинцев,
Однако после того, как в 1569-м по приказу Елизаветы было успешно подавлено Северное восстание, у 17 ноября появился особый статус. В этот день «жгли костры и звонили в колокола; в Тауэре в честь Елизаветы выпускали артиллерийские снаряды, а также всячески старались выразить свою радость». День восшествия Елизаветы на престол был, возможно, единственным государственным праздником в Европе того времени. После этого на континенте появилось немало национальных праздников, которые получили официальный статус, при том что раньше европейцы отмечали только религиозные праздники. Хотя они и не были закреплены в календаре, тем не менее Тайный совет постепенно продвигал их в трактатах. В 1578-м увидела свет «Благодарственная молитва… на 17 ноября»; в 1585-м — сочинение Эдмунда Банни «Несколько молитв на 17 ноября». Эти тексты являли собой не только полезное пособие для тех, кто читал проповеди в этот день в честь Елизаветы, — с их помощью решались и важные государственные задачи.
Хотя многие елизаветинцы не отказались бы иметь побольше праздничных дней (особенно осенью), используя любой предлог, лишь бы развлечься, религиозные фанатики тут же увидели, какую опасность несет в себе союз политики и религии, триумфов и праздников такого рода. В 1581-м, например, пуританин Роберт Райт, недовольный ситуацией, выступил против приходского священника по фамилии Барвик. Насколько Райту было известно, Барвик не имел права в своей проповеди называть 17 ноября праздником. Проповедник пошел на попятную, заметив, что он всего лишь назвал 17 ноября «важным днем», но Райту этого было мало. В своей гневной речи Райт заявил, что «читать проповедь в День восшествия королевы на престол и воздавать Богу благодарность за это — все равно что признать королеву Богом». Узнав о выходке Райта, Елизавета была вне себя. Райта осудили за клевету и посадили в тюрьму.
Разногласия подчас доходили до смешного. Каждый год 17 ноября студенты Линкольн-колледжа в Оксфорде, явно католики по своим убеждениям, отмечали День святого Хью Линкольнского. Однажды, в 1580-м, мэр Оксфорда увидел, как студенты звонят в колокола в Церкви Всех Святых, и, решив, что это звон в память о королеве Марии, предъявил им обвинения. Однако находчивым студентам удалось избежать наказания: они заявили, что этот звон — в честь восшествия Елизаветы на престол. Пристыженный мэр тогда приказал всем церквям звонить в колокола. В некоторых графствах Англии сохранились документы о плате для звонарей: одним заплатили за звон в честь Елизаветы, а другим — за звон в память о святом Хью. Если власти сами не знали, по какому поводу раздается звон колоколов, то как же об этом могли догадаться провинциальные звонари? Святой Хью? Мария? Елизавета?
Пуритане считали День восшествия Елизаветы на престол католическим праздником, католики же проклинали его как языческий: для него «не больше оснований, чем для языческого обряда поклонения идолам или богам — Юпитеру, Марсу, Геркулесу и прочим». В полемических трактатах католики откровенно высмеивают этот праздник, считая, что те, кто его отмечает, на самом деле почитают не Деву Марию, а королеву Елизавету — и насаждают это повсеместно. Э. Раштон пришел в ярость, когда 17 ноября в соборе святого Павла богослужение во славу Девы Марии «исполнили <…> в честь <…> королевы Елизаветы, восхваляя ее». Использование религиозных обрядов в политических целях — это уже слишком. Сторонники Елизаветы, услышав подобные обвинения, только брызгали слюной.