Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
Коснуться пилигрим рукой своей.
Название сборника было явно рассчитано на тех, кому еще не наскучил сонетный стиль «Ромео и Джульетты». Поэты той эпохи подшучивали над молодыми людьми, державшими под подушкой томик «Венеры и Адониса», а также над теми, кто воровал у Шекспира любовные строки. Годом ранее Джон Марстон высмеял молодых поэтов, «с чьих губ … слетают лишь / Джульетты и Ромео строки». Эта избитая шутка упоминается также и в университетской пьесе «Возвращение с Парнаса (часть первая)», разыгранной в Кембридже в конце 1599-го. Один из героев
Многие поклонники Шекспира, попавшись на удочку издателя, верили, что сборник действительно написан Шекспиром. Сомнения возникли лишь в XIX веке; тогда же стало известно, кем написана примерно половина сонетов сборника. Однако даже сейчас авторы десяти сонетов все еще под вопросом. До сих пор неясно и то, кому принадлежат четыре стихотворения про Венеру и Адониса. На самом деле, отличить не самый блистательный шекспировский сонет от приличного сонета его подражателей довольно сложно, хотя сегодняшние исследователи, заявившие о том, что Шекспир — автор таких стихотворений, как «Умру ли я» или «Траурная элегия», неохотно признают это. Даже многие известные шекспироведы XVIII и XIX вв. — Эдмонд Мэлоун, Льюис Теобальд, Фредерик Джеймс Фернивал, Александр Дайс, Йозеф Коллер, Эдуард Дауден и Джеймс Орчард Холливелл-Филлипс — полагали, что большая часть стихотворений «Страстного пилигрима» принадлежит Шекспиру. Предполагаю, за исключением узкого круга поэтов и поклонников Шекспира, лишь немногие и в елизаветинскую эпоху думали иначе.
Возможно, некоторым поэтам сборник Джаггарда даже польстил. Но только не Шекспиру — его больно задела эта публикация; теперь уж точно к нему навсегда приклеится ярлык слащавого лирика! Об этом мы знаем от драматурга Томаса Хейвуда, собрата Шекспира по перу (один из его текстов беспринципный Джаггард позднее выдал за шекспировский, чтобы привлечь еще больше внимания к третьему изданию «Страстного пилигрима»). Узнав об этом, Хейвуд тогда громко заявил: приписав его сонет Шекспиру, Джаггард «ранил его в самое сердце». Он также вспомнил, что Шекспир «был очень обижен на м-ра Джаггарда, которого лично не знал, но который так бесцеремонно с ним обошелся».
Сложно сказать, что именно ранило Шекспира. Может, увидев в «Страстном пилигриме» собственные стихи, он решил: кто-то из друзей предал его, сговорившись с Джаггардом? Пожалуй, неприятнее этого лишь публикация трех сонетов «Бесплодных усилий любви», явно вырванных из контекста, ведь для героев своей пьесы, тех еще рифмоплетов, Шекспир нарочно сочинил второсортные сонеты. Самое слабое стихотворение сборника — пятый сонет, написанный плохим александрийским стихом. Это понятно уже по первым восьми строкам:
Как клясться мне в любви? Я клятву преступил.
Ах, лишь одной красе мы верность соблюдаем.
Но, изменив себе, тебе я верен был.
Мой дух, сей дуб, тобой, как ветвь лозы, сгибаем.
В тебе наука вся. Твои глаза — родник,
Где можно почерпнуть все радости ученья.
Тот,
Тот мудр, чей ум сумел тебе воздать хваленья.
( IV, 2; перевод Ю. Корнеева )
Как сказал бы Полоний, «это слишком длинно» (а прочитай он третье стихотворение «Страстного пилигрима», также заимствованное из «Бесплодных усилий любви», то счел бы фразу «Обет — дыханье, а дыханье — пар» (перевод Ю. Корнеева) совершенно неудачной). Сонет «Как клясться мне в любви?» написан для молодого Бирона, дамского угодника, однако вслух его читает не сам Бирон, а отец Натаниэль, священник. Тем самым текст выглядит еще нелепее. Сонет в комедии оказывается в чужих руках «по ошибке», случайно «попав не по назначению», — сам Шекспир оказался в похожей ситуации, и ему это совсем не понравилось.
В отличие от подлинных шекспировских сонетов, построенных на виртуозной игре слов (например, первые два сонета «Страстного пилигрима»), в сонете Бирона использованы избитые образы петраркистской поэзии. Поэтому, читая пьесу, понимаешь: текст Бирона беспомощен, и единственное его достоинство — каллиграфический почерк автора. Шекспиру оставалось лишь догадываться, что хуже: критическая реакция читателей на откровенно неудачный сонет или же, наоборот, — их похвала банальностям и ожидание, что он продолжит писать в том же стиле.
Одно дело, когда Шекспиру приписывали тексты его подражателей, и совсем другое (и это гораздо неприятнее), — стихотворение известного поэта, которое, пожалуй, в чем-то лучше его собственных:
О, будь возлюбленной моей!
Среди холмов, долин, полей,
В горах скалистых мы вдвоем
С тобою счастие найдем.
Увидим вместе мы тогда,
Как пастухи пасут стада,
Как над рекой, где водопад,
Птиц песни звонкие звучат.
Из тысяч роз я постелю
Постель душистую твою,
Одену в чепчик из цветов
И в плащ из миртовых листков.
Плюш поясом твоим бы стал,
На пряжке бы зардел коралл.
Пленясь утехами полей,
О, будь возлюбленной моей!
( перевод В. Давиденковой-Голубевой )
Даже в сокращенном варианте это один из лучших образцов английской пасторальной поэзии. Его послание столь искренно, что никого не оставит равнодушным. Поэты, такие как сэр Уолтер Рэли, Джон Донн и Генри Петоу, каждый по-своему отозвались на него. Теперь мы знаем: это текст Кристофера Марло; автор же самого известного ответа пастушки пастуху, скорее всего, Уолтер Рэли — отрывок из его стихотворения также вошел в сборник «Страстный пилигрим»:
Когда б любовь была юна
И клятва пастушков верна,