Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
Орландо решительно принимается за дело — чтобы выразить свою любовь, он сочиняет стихи, которые развешивает на деревьях в Арденском лесу, вырезая на коре имя Розалинды. Во второй сцене третьего акта мы слышим фрагмент его сонета, последние его десять строк (два катрена и двустишие с характерной для шекспировского сонета рифмовкой — abab cdcd efef gg):
Виси здесь, стих мой, в знак любви моей.
А ты, в тройном венце царица ночи,
На имя, что царит над жизнью всей,
Склони с небес свои святые очи.
О Розалинда!.. Будут вместо книг
Деревья: в них врезать я мысли буду,
Твоих достоинств прославленье всюду.
Пиши, Орландо, ты хвалы скорей
Прекрасной, чистой, несказанной — ей! ( III, 2 )
Это нарочитый пример плохого сонета. Орландо — второсортный поэт и неудачливый влюбленный. Он не знает, что Розалинда тоже прячется в лесу, да это для него и не важно. Его любовь — лишь пустой поток слов. Задача Шекспира — заставить Орландо (а затем и Розалинду) иначе взглянуть на любовь, отказавшись от высокопарных слов. В других, более ранних произведениях, Шекспир также использовал жанр сонета — в «Бесплодных усилиях любви», в «Ромео и Джульетте», в эпилоге к «Генриху V», самой последней на тот момент своей пьесе. Однако после выхода «Страстного пилигрима» ему надолго расхотелось это делать. Сонет появится лишь в комедии «Все хорошо, что хорошо кончается» (III, 4) и в «Цимбелине» (V, 4); в «Как вам это понравится» сонет нарочно дан без первого катрена, чтобы такие, как Джаггард, не могли им воспользоваться в своих целях.
Орландо явно не может остановиться. Сочиняя один плохой сонет за другим, он собирает антологию искренних, но совершенно никудышных стихотворений наподобие «Страстного пилигрима», над которым Шекспир насмехается. Самое скучное из них — из восьми строк, оно написано стучащим четырехстопным хореем, отягощенным монотонной рифмовкой. Обнаружив в лесу это стихотворение, Розалинда читает его вслух:
Нет средь Индии красот
Перла краше Розалинды.
Ветра вольного полет
В мире славит Розалинду.
Все картины превзойдет
Светлым ликом Розалинда.
Все красавицы не в счет
Пред красою Розалинды. ( III, 2 )
Такие тексты легко тиражировать, и потому, подслушав Розалинду, шут Оселок не может удержаться от искушения — он сочиняет непристойный стишок, заканчивающийся такими строками:
С кислой коркой сладкий плод,
Плод такой же Розалинда.
Кто рвет розу, тот найдет
Шип любви и Розалинду. ( III, 2 )
Шекспир всячески старается убедить зрителя в том, что Орландо — безнадежно плохой рифмоплет, которого нужно направить на путь истинный — пусть он откажется если не от рифмоплетства, то по крайней мере от своей болезненной влюбленности, которую он так старательно пестует и выражает в избитых стихах в подражание Петрарке.
Последнее высказывание «страстного пилигрима» исполнено таких длиннот, что в финальных двух строках даже удлиняется метр:
Так в Розалинде дали боги
Созданий высших образец,
Вручив ей лучшее из многих
Прекрасных лиц, очей, сердец.
Ей небо это все сулило,
Мне ж — быть рабом ей до могилы. ( III, 2 )
Хотя у Розалинды
Шекспир заимствовал сюжет «Как вам это понравится» из пасторального романа Томаса Лоджа «Розалинда, или Золотое наследие Эвфуэса». В конце 1580-х, с целью сколотить состояние, Лодж отправляется в экспедицию на Канарские острова, захватив с собой, чтобы скоротать долгие часы морского путешествия, поэму XIV века — «Повесть о Гамелине», приписываемую Чосеру. В 1590 году на основе данного сюжета Лодж сочиняет пасторальный роман, пропитанный петраркистскими образами. Этот роман снискал такую популярность, что к 1599-му (как раз тогда к нему наконец обратился и Шекспир) выдержал четыре переиздания. Судя по тому, как вдумчиво работал Шекспир, ему наверняка удалось купить или же одолжить экземпляр «Розалинды…», хотя, конечно, мы не знаем, каким именно изданием он пользовался.
«Розалинда…» имела успех даже десять лет спустя после первой публикации, неизменно вызывая у читателей ностальгию: роман написан в золотое для истории Англии время — сразу после великой победы англичан, разгромивших «Непобедимую Армаду».
Ностальгические настроения овладели и Шекспиром. Как и многие другие источники, к которым Шекспир обратился в 1599-м, роман Лоджа написан как раз тогда, когда Шекспир, поселившись в Лондоне, начал свой творческий путь. Теперь же, в поисках новых возможностей развития театра, драматург глубоко задумался. Вспомнив начало 1590-х, когда он впервые окунулся в литературную атмосферу Лондона, он осознал, как многое с тех пор переменилось: писать, как раньше, больше было нельзя.
За прошедшие десять лет, подбирая сюжеты для новых произведений, лондонские драматурги ни разу не обратили на «Розалинду…» внимания — им казалось, что такой сюжет для комедии не подходит. Однако Шекспиру для новой пьесы вполне хватило рыхлого сюжета этого романа. Он полностью заимствовал из «Розалинды…» второстепенную линию повествования, обрамляющую роман Лоджа, — мотив узурпации власти и восстановления в правах законного правителя, — а также историю о том, как герои оказываются в лесу. Шекспир сохранил основных персонажей, изменив всего несколько имен (в частности, Розадер стал Орландо).
Шекспиру без труда удалось то, что Лоджу было не под силу. Он сразу понял, что «Розалинде…», помимо прочего, недостает иронии и чувства юмора. И хотя для этого в тексте были все возможности, Лодж ими совершенно не воспользовался. При этом ему пришла в голову прекрасная мысль — переодеть главную героиню в мужское платье и назвать ее Ганимедом (имя имеет гомоэротический подтекст, намекая на любовную связь Юпитера с его любимым виночерпием). Розалинда (Ганимед), влюбленная в Розадера, предлагает ему разыграть небольшой спектакль: «Я буду Розалиндой, а ты будешь самим собой, Розадером». Однако для Лоджа это лишь предлог для «Свадебной эклоги Розалинды и Розадера», их любовного дуэта. Герои Лоджа разыгрывают историю, в которой они муж и жена, однако Розалинда все еще переодета в костюм юноши. С точки зрения Шекспира, этот и другие эпизоды романа открывают большие сюжетные возможности — Лодж их просто не заметил. Способность Шекспира разглядеть потенциал сюжета и воплотить его в жизнь свидетельствует о том, что, во-первых, он умел мастерски использовать чужой источник, а, во-вторых, прекрасно понимал, как устроена комедия. Вероятно, прав был Роберт Грин, когда, закипая от ревности, написал в 1592 году трактат, где предупреждает других драматургов о том, что в Лондоне появился новый автор, «выскочка-ворона, украшенная нашим опереньем». Он видел, как легко Шекспир осваивает чужие тексты, во многом превосходя первоисточник и по сравнению с другими авторами добиваясь гораздо большего художественного эффекта.