Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
Пришло время возвращаться домой. Соседи уверяли Джона Обри, биографа XVII века, что Шекспир «старался приезжать домой, в Уорикшир, один раз в год»; вполне возможно, он появлялся и чаще, хотя наверняка приходилось откладывать поездку в ту горячую пору в 1599-м, когда шло строительство Глобуса. В конце лета, однако, в Стратфорде произошли важные события, требующие присутствия Шекспира.
Он был нужен своей семье. Джоан Хэтеуэй, мать его жены (по всей вероятности, приемная), была при смерти. Шекспира связывали с семейством Хэтеуэй столь тесные отношения, что в последнее время он подумывал о покупке «заброшенного участка земли» — поля, площадью около 30-ти акров, неподалеку от их дома в Шоттери, на краю Арденского леса. Джоан, вдова Ричарда Хэтеуэя, почившего в 1581 году, жила с братьями
Если Шекспир не присутствовал на похоронах Джоан Хэтеуэй пятого сентября, то, возможно, он вернулся домой позже — к свадьбе. Повод для праздника возник не позднее лета, а быть может, и несколько раньше — замужество его сестры Джоан, которой уже минуло тридцать лет. Точная дата ее венчания с Уильямом Хартом, шляпником, не сохранилась, но мы знаем, что к ноябрю она ждала первенца, сына, которого хотела назвать Уильямом — в честь крестного отца. Вряд ли Шекспир пропустил бы такое событие. Джоан — единственная из всех его сестер, выживших во младенчестве: старшая, тоже Джоан, — умерла в 1558-м, за ней в 1563-м последовала малышка Маргарет, а потом, в 1579-м, и восьмилетняя Анна. Джоан, к тому же единственная из всех братьев и сестер Шекспира, вышла замуж (братья — Гилберт, двумя годами младше Шекспира, Ричард, появившийся на свет, когда Шекспиру почти исполнилось 10, и Эдмунд, которого Шекспир был на 16 лет старше, — умерли холостяками). Матери и отцу Шекспира уже было под семьдесят — возраст весьма почтенный для той эпохи, — и брак Джоан, вероятно, вызвал у них смешанные чувства — всю жизнь она жила с родителями в доме на Хенли-стрит, теперь же ей приходилось ухаживать не только за ними, но и за мужем, а вскоре, и за ребенком (молодые поселились в западном крыле дома). Вероятно, Джоан была привязана к дому, который достался Шекспиру в наследство, — он разрешил Джоан остаться здесь на всю жизнь за символическую плату в 12 пенсов в год. Шекспир всегда тепло относился к сестре и завещал ей «двадцать фунтов и всю свою одежду».
По возвращении домой Шекспир рассчитывал решить и насущные проблемы, помимо семейных. Лето выдалось более солнечным и сухим, чем обычно, а это означало, что дороги будут в более приличном состоянии. Самый прямой путь из Лондона в Стратфорд проходил через Хай-Уиком и Оксфорд, составляя 94 мили: трехдневное путешествие верхом — при условии ясной погоды и приличной дороги. Отправься Шекспир домой в начале сентября, когда солнце встает и садится около шести часов, у него было бы в запасе 12 часов до темноты, что на 4 часа меньше, чем в середине июля, и ровно на столько же больше, чем в темные декабрьские дни.
Шекспир начал свой путь у таверны «Колокол», что на Картер-Лейн, неподалеку от Собора святого Павла, где он, вероятно, взял у Уильяма Гринуэя лошадь напрокат. Гринуэй считался самым главным перевозчиком Стратфорда. Его повозка курсировала по маршруту Стратфорд — Лондон по крайней мере с 1581 года; в течение последующих двадцати лет Гринуэй был незаменим как разносчик писем, сообщений, продуктов, товаров и сплетен, которые доставлял туда и обратно. Гринуэи — ближайшие соседи Шекспиров по Хенли-стрит, от Шекспиров их отделяло лишь несколько домов. Возможно, именно Гринуэй привез Шекспиру печальные новости о смерти его сына Гамнета, равно как и об опустошительных пожарах в Стратфорде в 1594 и 1595-м (дом, в котором жила семья Шекспира, едва избежал языков пламени, Гринуэям повезло значительно меньше). Знатные горожане Стратфорда, которым нужно было разыскать Шекспира, пользовались посредническими услугами Гринуэя. «Ваше письмо от 25 октября попало ко мне в руки поздно ночью через Гринуэя, — пишет Абрам Стерли Адриану Куини 4 ноября 1598-го, — и это означает, что наш земляк Уильям Шекспир готов обеспечить нас деньгами»[13].
Наряду с письмами Гринуэй перевозил и товары: он торговал тканями и доставлял их, а также сдавал внаем несколько
Гринуэй брал за лошадь пять шиллингов в один конец — из Лондона в Стратфорд. Некоторым путешественникам он предлагал попутчиков. Когда соседу Шекспира Джону Сэдлеру потребовалось поехать в Лондон, он взял в Стратфорде лошадь напрокат, «разделив дорогу с посыльным», который знал самые верные дороги и таверны. Разумеется, пути Шекспира и Гринуэя не раз пересекались — им случалось путешествовать вместе и, возможно, делить кров и беседу. Вероятно, никто лучше Гринуэя не представлял себе, как Шекспиру удавалось жить двойной жизнью — лондонского драматурга и зажиточного горожанина Стратфорда. Однако они унесли свои разговоры в могилу.
Эпоха чосеровских паломников, время, когда английские католики — мужчины и женщины разных сословий — колесили по Англии в надежде поклониться святым мощам в Кентербери, Нориче и других местах, давно миновала. Королевские указы о бродяжничестве объявляли вне закона передвижения без определенной цели. Бездомных, скитавшихся от места к месту, скорее всего, пороли и гнали прочь. В Ардене эта проблема стояла особенно остро. Бродяжничество (кто-то просто потерял кров из-за череды неурожаев и быстрых темпов огораживания) стало столь серьезной проблемой в Стратфорде-на-Эйвоне, что в 1597 году вышел указ: с целью предотвратить перенаселение, в каждом домовладении разрешалось проживание только одной семьи. В 1599 году власти начали разыскивать тех, кто приехал в Стратфорд за последние три года.
К концу правления Елизаветы мало кто мог себе позволить свободно путешествовать по сельской Англии: в этот список входили выездные судьи, посыльные, солдаты, священники-католики, безработные, коих в Лондон привели поиски рабочего места, и, конечно, странствующие актеры. Труппа Шекспира Слуги лорда-камергера гастролировала по юго-восточной Англии, а, возможно, в ранние годы его актерской карьеры, и дальше. Печальное зрелище отрылось взору Шекспира по дороге домой в середине 1590-х, во время неурожая. Только воочию наблюдавший его последствия мог написать горькие строки о том, как зеленый злак
Сгнил юным, усиков не отрастив;
Загон пустует в наводненном поле,
Овечьим мором сыто воронье…
( «Сон в летнюю ночь»; II, 1; перевод М. Лозинского )
Шекспир также один из тех немногих, кто своими глазами видел далеко идущие последствия огораживания и вырубки лесов.
Путешествие домой, в Стратфорд, поздним летом 1599 года отнюдь не подарок: несколько дней пришлось трястись в тесном и жестком английском седле по изъезженным дорогам, а ночами — мириться с чужой, кишащей блохами кроватью. Указ 1555 года гласил: «Путешествовать по большим дорогам нынче неприятно, утомительно и опасно и для седоков, и для повозок». Случалось, что даже в относительно сухие месяцы в конце лета и ранней осенью дороги были непроезжими. К слову, в октябре того же года Томасу Платтеру не удалось совершить поездку из Оксфорда в Кембридж в личной карете. Кучер, арендовавший карету у одного богатого лорда в Лондоне, принес извинения, объяснив отказ тем, что дорога «безлюдна и пустынна, и к тому же недавно шли продолжительные дожди». Модные четырехколесные кареты подходили только для окрестностей Лондона, и не было вернее способа путешествовать по сельской Англии, чем в седле или пешком, а иногда не годилось и это. Когда Уилл Кемп, танцуя, прошел свой знаменитый путь от Лондона до Норича весной 1600-го, ему приходилось огибать грязные дороги, «полные рытвин».
Шекспир примкнул к тем семидесяти активистам, кто выступили в 1611 году в поддержку парламентского билля «за более качественный ремонт дорог и устранение погрешностей предыдущих уставов». Он действовал в своих интересах, понимая, что путешествие по разбитым дорогам — нелегкий труд, о чем сказал в 27 сонете:
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.