Один из семидесяти
Шрифт:
– Дочка, пускай мастер еще раз измерит твою ногу! – ласково обратилась Эдае к племяннице.
Помощь от иноверца
Зло мгновенно в этом мире,
Неизбывна доброта.
Даже в полумраке было видно, насколько прекрасна была жена правителя Иотапа. На красных шелковых подушках разметались спутанные волосы
Время от времени, почувствовав нестерпимую жажду, женщина протягивала слабую дрожащую руку к чаше и, расплескав содержимое, подносила к губам. После этого на некоторое время силы возвращались к ней. Тогда Иотапа доливала в чашу хаомы из стоящего тут же кувшина, после чего бессильно падала обратно на подушки и забывалась ненадолго тревожным сном.
Пожилая женщина, сопровождавшая Егише, прятала лицо от мужчины, одетого не по местному обычаю. Она не разговаривала, только указывала жестами.
– Здесь!
Егише услышал неровное дыхание, стоны, переходящие в бормотание и сдавленный смех. Старая служанка с опаской покосилась на занавес, отгородивший угол для Егише. За зыбкой перегородкой прощалась с миром потерявшая разум жена правителя.
Когда служанка вышла, Егише огляделся.
В углу слабо горел огонь. В помещении было достаточно прохладно и сумрачно. Егише подумал о том, что больной не мешало бы увидеть свет и согреться на теплом солнышке. Егише услышал шуршание одежд, отошел в дальний угол и склонил голову, приготовившись к молитве. Киаксар пришел удостовериться лично, что его приказ выполнен в точности.
– Почему рядом с нею никого нет? Разве жена правителя не нуждается в помощи слуг? – задал вопрос правителю Егише.
Правитель не имел желания разговаривать сейчас с кем бы то ни было. Но, поразмыслив, решил все же разъяснить иноверцу о некоторых, заведенных у зороастрийцев порядках.
– Женщина нашего племени сама разрешается от бремени, без помощи посторонних. До тех пор, пока не обретет силы, она остается «грязной», и никто не вправе с нею даже заговорить, так как скверна может перекинуться на других.
Царь царей все же не удержался и, презрев все запреты, заглянул за перегородку, издали посмотрел на жену.
– Как она исхудала! Бедняжка!
– Если ты мне доверяешь, – вдруг смело заявил Егише, – то прикажи сделать то, что я скажу.
– Говори.
– Прикажи кормить ее свежим хлебом, медом и маслом, дать горячего свежего молока, и устрой ей ложе где-нибудь в саду, в беседке.
– Это невозможно, – Киаксар покачал головой, – это противоречит нашим обычаям. Даже если Иотапа и жена правителя, она подчиняется нашим маздаяснийским законам наравне с остальными.
– Тогда позволь мне начать молитву? – Егише смиренно склонил голову.
Царь еще некоторое время постоял в нерешительности, раздумывая над словами иноверца.
– Она поправится, – с уверенностью сказал Егише. – Непременно. Только верь в это и ты. Верь в силу слова и молитвы
Киаксар, не желая вникать в сказанное иноверцем, резко развернулся и вышел вон.
Только бы Иотапа жила!
Жажда познать неизведанное
Ночь придаёт блеск звёздам и женщинам.
Как только солнце спряталось за холмы, с гор потянуло холодом. Лучи уходящего солнца тускнели на глазах и все больше увязали в прощальном зареве. Тонкие золотые нити, рассыпавшись по небу, в последний раз поиграли светом, небо пошло розовыми пятнами, вслед за тем опустились серо-голубые сумерки, а за ними – ночь…
Давид еще раз огляделся по сторонам и спрыгнул в знакомую яму. В одном месте она была подрыта и довольно глубока. В ней можно было спокойно пересидеть редкий, но довольно сильный в здешних местах ветер.
– Зачем я пришел? – вслух спросил Давид.
На душе у него было неспокойно, и теперь нельзя было сказать, что он счастлив в предвкушении встречи. Ноги сами принесли его в это укромное место, не слушая ни сердца, ни разума. А ведь Давид был не настолько глуп, чтобы не понимать, что с ним могут сотворить слуги брата Эдае, прознай тот про их тайную встречу.
Жажда познать неизведанное, присущая молодости, обещание чувственных наслаждений – это заставило нашего героя, забыть об опасности и сломя голову примчаться в столь поздний час на край города. Он прождал довольно долго и начал было уже подумывать, что, скорее всего, своенравная богатая женщина просто решила над ним поиздеваться, и тот поцелуй являлся не чем иным, как проявлением обычной сумасбродности его дарительницы.
Злоречивая, привередливая… но такая желанная!
Давид из своего укрытия видел кусок неба, осыпанный звездами. Невольно залюбовавшись красивым зрелищем, он присел на выступ скальной породы. Сверху посыпались мелкие камни. Кто-то подошел к краю ямы.
– Эй! – позвал женский голос.
Давид вышел на середину и поднял голову. Заглянув в яму, внезапно Эдае поскользнулась и рухнула вниз. Давид успел подставить руки и поймал ее, чем, несомненно, спас от неминуемых ушибов. Он не успел подумать о том, что на этой земле ему уже во второй раз пришлось спасать кого-то от падения…
Эдае тут же обвила руками шею Давида. Пережив испуг, не торопилась вставать на ноги. Некоторое время с интересом рассматривала лицо мужчины, освещенное ярким светом луны. Близко-близко, словно дразня бедного юношу, которому показалось, что еще мгновение, и он лишится чувств…
Она слышала, как гулко стучит сердце в его груди, и все больше цепенела в крепких объятиях. В отличие от Давида, она ни разу не пожалела о том, что пришла. Ее тело, знавшее близость с мужчиной, ныло и наливалось желанием, она млела в сильных руках прекрасного юноши в предвкушении неземных ласк. Раз он пришел, значит, это произойдет…