Один момент, одно утро
Шрифт:
За дверью слышатся шаги, дверь отворяется. Это Карен. Она одета более неформально, чем тогда в поезде в понедельник утром. Сегодня она в выцветших джинсах и легкой блузке, но Лу сразу же ее узнает. Впрочем, сегодня ее лицо кажется изменившимся: бледное, панический испуг исчез, и теперь ее черты олицетворяют печаль. Такую же перемену Лу заметила в Анне вчера утром, но в Карен она в десятки раз заметнее.
– Здравствуйте, – мягко произносит Карен. – Вы, должно быть, Лу.
– А вы Карен.
– Да.
– Мне бы хотелось встретиться
Карен тяжело вздыхает.
– Мне тоже. Но заходите, заходите.
Лу переступает порог и оказывается в квадратной прихожей. Видно, что это семейный дом: на кремовых стенах детские рисунки в рамках, вешалка с маленькими пальтишками, курточками и шарфиками; на паркете разбросано несколько пар разноцветных маленьких резиновых сапожек и туфелек.
– А, Лу, привет, – слышится знакомый голос; он увереннее, энергичнее, чем у Карен, и из кухни выходит Анна. Лу с облегчением видит у нее в руке стакан.
Анна словно уловила невысказанную просьбу.
– Не хотите вина?
– Да, пожалуйста.
– Я вам налью. – Анна явно чувствует себя здесь как дома. Лу гадает, как давно они с Карен знают друг друга и где познакомились.
– Положите вашу сумку и проходите, – говорит Карен.
Лу так и делает, вешает парку на вешалку и следует за ними на кухню.
Кухня здесь довольно большая и разделена стойкой. В дальнем конце встроенные кухонные машины, плита, раковина и окна от пола до потолка, выходящие на сад. Снаружи темно, но Лу угадывает, что это всего лишь патио: в центре города это норма. Прямо перед ней большой дубовый стол, видавший виды и поцарапанный, а слева холодильник с морозильной камерой. На верхней его части на высоте детского роста буквами из яркого пластика с магнитами выложено «ЛЮК», «КОШКА» и «ГРУША».
Она еще впитывает все это, когда Карен говорит:
– Я помню вас в поезде.
Лу поражена: она не ожидала, что во всей той сутолоке Карен заметила ее.
– Красного или белого? – вмешивается Анна.
Лу видит, что обе пьют красное.
– М-м-м…
– Выбирайте, какое хотите, – ободряет ее Карен, – у нас его много.
– Я предпочитаю белое, – признается Лу.
– Никаких проблем, – говорит Карен и подходит мимо нее к холодильнику.
– Совиньон устроит?
– Прекрасно.
Лу поражена тем, как Карен гостеприимно встречает ее, хотя на душе у нее кошки скребут. «Есть такие люди, для которых вполне естественно заботиться о других, несмотря ни на что», – думает она. А есть другие, как мать Лу, кто никогда не думает о тех, кто вокруг. В сравнении с Карен гостеприимство ее матери показное и вызывает стеснение. Лу отгоняет обиду прочь. Она пришла сюда не за тем, чтобы думать о матери.
– Я не думала, что узнаю вас, – говорит Карен. – Но вы действительно помогли тогда.
– Неужели? – Лу тронута.
– Да. Думаю, вы раньше всех поняли, что происходит.
– Возможно. Все произошло так быстро.
– Да.
Пара
– Мне очень жаль, – вот все, что она может сказать. Это кажется безнадежно неуместным. Она пытается вспомнить свои действия. Кричала, торопила других, так, что ли?
– Жаль, что я не смогла сделать больше, – признает Лу.
– Я бы тоже хотела сделать больше. – Карен вертит свой бокал за ножку. Потом ее голос затихает, и она говорит шепотом, но с какой-то свирепостью. – Боже, как бы я хотела!
Анна пододвигается к подруге и обнимает ее за плечи.
– Милая…
Лу чувствует такую мучительную боль, что едва удерживается на стуле.
– Мне следовало попытаться сделать ему искусственное дыхание. – Карен закрывает глаза, словно смотрит внутрь себя, словно под микроскопом рассматривая свои упущения.
На Лу накатывает чувство вины: она тоже не попыталась спасти Саймона.
– Не думаю, что ты бы смогла, – тихо говорит Анна.
– Но я его жена! – кричит Карен.
Этот разговор внезапно очень сильно воздействует на чувства Лу, а она не пробыла здесь и пяти минут. Она привыкла к эмоциональным вспышкам своих учеников, но теперь чувствует такое личное влечение к Карен, что не может, как обычно, оставаться отстраненной, и это потрясает ее. А Карен все сильнее обвиняет себя:
– Я должна была заботиться о нем. Вот что должны делать жены… – Ее голос прерывается. – Он всегда так заботился обо мне…
– Да, – задумчиво говорит Анна, и снова у Лу такое впечатление, что ей самой тоже не хватает заботы. – Но и ты чудесно заботилась о Саймоне, да и за всеми, милая, в том числе и за мной. Не могу вынести того, как ты себя во всем обвиняешь! Я в жизни не видела такого заботливого человека.
– Извините, Лу, – вдруг произносит Карен, – вы все стоите. Садитесь, пожалуйста.
Это яркая иллюстрация того, что только что говорила Анна. Лу выдвигает из-под стола стул.
– Спасибо.
– Вы не голодны? – Карен лезет в шкаф.
– Нет… – Лу не хочется причинять хлопоты, но она действительно после обеда ничего не ела.
– Да, – утверждает Карен.
– Да, но… не беспокойтесь…
– Ну, начнем с этого. – Карен достает пакет картофельных хлопьев и высыпает в миску.
– Достаточно. Я могу поесть, когда приду домой, честно.
– Не глупите.
– Я приготовлю что-нибудь, – предлагает Анна. Она строго смотрит на Карен. – Меня беспокоит, что ты сама ничего не ешь.
– Я не голодна.
– Это не довод, – твердо настаивает Анна. – Нужно есть. – Она отодвигает Карен и начинает рыться в кухонном шкафу. Высокая, она достает до верхней полки и берет пакет с макаронами.
– У тебя есть что-нибудь к этому? – И сама отвечает на свой вопрос: – Не беспокойтесь, я все приготовлю сама.