Один над нами рок
Шрифт:
“Вот те раз! – удивились мы.- С какой, интересно, стати? И что это у тебя, интернационалиста, за рефлекс на иностранную фамилию? Скажи: Дан тес – хороший человек?”
“Изумительный! – сказал Пушкин.- Душевный. Но стоит мне вспомнить его фамилию, как самопала ищет рука”.
“Может, ты думаешь, она еврейская?” – спросили мы.
“Уж лучше бы еврейская”,- буркнул Пушкин и дальше этот разговор продолжать не захотел.
Лицо его вдруг приняло прежде не виденное нами несчастное выражение.
Видя такое дело, мы сменили тему. Вернулись к разговору о психушке. Стали интересоваться, что там новенького, кроме
Легко ли осуществляется с ними роскошь человеческого общения?
Было ли с кем погутарить в свободное от уколов время? Или все там дураки?
“В психушке расслоение общества принимает крайние формы, ответил Пушкин.- Оно большее, чем даже при капитализме. Есть, например, психи, которые “мама” сказать не могут. С ними не то что интересно поговорить, с ними невозможно перекинуться словом.
Им говоришь: “Здравствуй”, а в ответ: “Ы-ы-ы”. Спрашиваешь: “Как зовут?”, но опять: “Ы-ы-ы”. Большинство из них когда-то нормально разговаривало, некоторые знали до сорока тысяч слов. А осталось одно “ы-ы-ы”. Я спрашивал главврача: “Неужели человеческий разум так могуч, что может забыть целых сорок тысяч слов?” Главврач отвечал: нет, такого могущества человеческому разуму не дано, забыть столько слов не в силах даже гений. Мало того, новейшими исследованиями выяснено: человек вообще ничего не забывает, все эти сорок тысяч из его черепушки никуда не деваются, но как бы запираются там в бронированный сейф без замка. Доступа к ним нет. Но сами они есть. Главврач разрабатывает сейчас особый укол в темечко, который этот сейф вскроет. Пока ничего не получается, но главврач втыкает шприц все глубже и глубже, в конце концов у него получится. Сорок тысяч слов выйдут на свободу…”
“Но в чем же расслоение? – напомнили мы Пушкину его главную мысль.- Ты говорил, что оно хуже, чем при капитализме”.
“Оно в том,- сказал Пушкин,- что доходишь до конца коридора, сворачиваешь влево – и вот третья дверь справа. Расслоение за нею бьет в глаза, как луч прожектора рожденному в ночи. Здесь помещаются образованнейшие люди, для которых сорок тысяч слов – тьфу! Им их не хватает. Все они если не профессора, то по крайней мере доценты. Входя в их комнату, сразу окунаешься в атмосферу такой высокой интеллектуальности, что от одной только терминологии голова трещит больше, чем от уколов. Здесь говорят не только “увы” и “отнюдь”, но порой даже и “вотще”. Они непрерывно спорят в надежде родить истину. Ее родам они посвятили свои жизни настолько, что попали в психушку… В свободное от уколов время я любил сиживать в этой палате, наслаждаясь высокими словами и их замечательными сочетаниями…”
“Да,- сказали мы, потрясенные нарисованной картиной.- Тебе,
Сашок, в натуре можно позавидовать. Далеко не каждому дано приобщиться к такому интеллектуальному потенциалу”.
“Это еще что! – воскликнул Пушкин, и глаза его повлажнели от воспоминаний.- Если вернуться по коридору обратно и свернуть в первый, после палаты идиотов, поворот, то, открыв вторую дверь слева, вы оказываетесь в палате, где помещаются люди вообще отъявленнейшего ума! Гении в буквальном смысле этого слова!
Здесь не спорят. Зачем? Споры у тех, кто ищет истину, здесь же ее нашедшие! Они день и ночь, в очередь друг за другом, излагают: я открыл то-то и то-то, если интересно, послушайте.
Все говорят: да, да, разумеется, излагайте. Я нигде не встречал такого внимательного отношения
Накануне выписки Пушкин зашел сюда в последний раз. Как раз в этот день появился новенький, с огромным лбом. На воле он был выдающимся биологом, сделавшим великое открытие. Не здороваясь, он сразу же изложил его. Им доказано, что полный распад ядра живой клетки сопровождается взрывом почище, чем распад атомного ядра. Превосходящим последний хорошо если только в тысячу раз.
Единственное, что для такого взрыва нужно,- это принудить к распаду именно живое ядро. И он способ принудить нашел! В своем письме правительству страны он писал, что если специально облученную бактерию, например, туберкулезную палочку или сифилитическую спирохету, сбросить на Америку, то сила волны от взрыва будет такой, что разом вобьет Соединенные Штаты в промежуток между океанами – Атлантическим и Тихим, как гвоздь в гнилую доску. К сожалению, наше трусоватое правительство испугалось такой мгновенной победы и поспешило изолировать великого открывателя в психушке, чтоб он не мог продать свое открытие тем же американцам. “Которые уже нацелились! – захохотав, сообщил биолог.- И как экстраординарно! С помощью каких тончайших методов! Нам достичь их уровня – ох как далеко, десятилетий не хватит. Меня еще и посадить не успели, как они заявились в мои сны! И как вы думаете, на чем? На товарняке с допотопным паровозом, выскочив из которого стали целовать меня троекратно, по-русски, говоря: “Здесь мы ищейкам вашего правительства недоступны, быстренько рассказывайте, как из спирохеты устроить взрыв, мы вам тут же заплатим триллион баксов…” И с этими словами они бросились раздвигать двери товарных вагонов, все они сверху донизу были набиты стодолларовыми купюрами…”
Но биолог, хоть и великий ученый, а все ж не лыком был шит, провести его на мякине американцам не удалось. Он им, расхохотавшись, сказал: “Ух и хитрюги же вы! От меня хотите взять информацию, которую, ввиду ее невещественности, из сна в реальность перевести легко, мне же собираетесь вручить тонны долларов, из сновидения в явь не перетаскиваемых, я проснусь с голыми руками, а вы с моим секретом в голове. Хорошенькое дело!”
Выслушав ученого и слегка подумав, американцы изо всех сил ударили себя кулаками в лбы и вскричали: “Экая проруха вышла!
Извиняйте, будьте добреньки, мы этой тонкости не учли…” Может, они и в самом деле не из подлости так придумали, а в спешке и сгоряча недорассчитали, дуроломы они известные. Как бы то ни было, но биологу они сказали: “Экскьюз ас! Айн момент – и мы свой недочет исправим. Нужна, значит, методика, как перебросить вагоны из сна в реальность, чтоб, когда вы проснетесь, они стояли возле кровати… О’кей! За недельку-другую разработаем это дело и снова к вам явимся. Ждите. С триллионом”.
Проснулся биолог в холодном поту: куда столько баксов спрятать?
Где укромное место? И понял: только под землей. Сев за компьютер, он быстро подсчитал: укромное место для триллиона долларов должно иметь объем в восемнадцать тысяч кубических метров, то есть представлять собой подземный бункер, равный примерно половине зала Большого театра. “Что ж, придется копать”,- со вздохом решил биолог и побежал в магазин за лопатой, у него не было. В тот же день он взял отпуск и уехал на дачу, где немедля приступил к работе. Надо было торопиться: шустрые американцы могли нагрянуть в любую ночь. Не складывать же доллары штабелями возле дачи!..