Один народ
Шрифт:
— А что твой Злой Ян? Всё в Москве?
— В Москве, проклятой… Обещал в следующем году к осени воротиться. С золотишком.
— Ну раз обещал, стало быть, вернется?
— А то как же. Он слов на ветер не бросает. Но как по мне — уж перестал бы он на эти территории ездить! Золота нам хватает. Оружием весь дом забит. Жил бы себе тут да охотился. Детишек завели бы, наконец. Так нет же — как медом ему там намазано! Москва, Питер… Так и тянет его на этот дикий Запад!
— Не боишься, что он там — того… На Западе-то… К дурману пристрастится? Там же притонов, говорят, видимо-невидимо!
— Типун тебе на язык, конечно, но не боюсь. Он дурман пуще Сатаны ненавидит. Как найдет где, сей же час уничтожает. Притоны сжигает. Одурманенного встретит — всю душу из него вытрясет и задушить грозится, да и задушит, ежели тот ему не
У конвейера вспыхнула ссора. Дамы обернулись. Скандал затеял какой-то незнакомый охотник, впервые посетивший это заведение, изрядно пьяный и наглый. Он не удовлетворился положенным ему по расположению столика снятием валенок с красавицы эскимоски, проезжавшей по конвейеру, и полез к концу ленты, на ходу опрокидывая стулья. Возмущенный сын Вдовы Медведицы схватил наглеца за плечо. Но тот, несмотря на опьянение, оказался чертовски ловок, и через секунду уже держал у горла незадачливого «сынишки» здоровенный нож. Быстрым, практически незаметным движением Матушка Инга вскинула правую руку. Прогремел выстрел. Кровь охотника забрызгала полуобнаженную эскимоску на конвейере, а тело его мешком упало на пол.
— Спасибо, подруга, — сказала Вдова Медведица и сунула руку куда-то глубоко в муфту.
— Не за что.
— Спасибо, тетя Инга! — крикнул сын Медведицы.
— Спасибо… Пора уже научиться не попадать в такие ситуации, — проворчала Матушка Инга, — Взрослый ведь парень уже!
— Иди-ка сюда, — Вдова Медведица поманила сына пальцем. — Эй, Нерпа, хочешь угоститься? — крикнула она девушке, возвращающейся в общий зал после выплаты рулеточного долга «натурой».
Увидев горку белого порошка на столе (вот, что хранилось в муфте у Медведицы), Нерпа охотно поспешила на приглашение. Подошел и сын. Выстроив на столе четыре дорожки, Медведица сделала приглашающий жест:
— Прошу!
Ее сын, Нерпа и Матушка Инга приняли угощение. Благословясь, вдохнула полоску и сама Вдова Медведица.
— Шли бы вы, дети, потанцевали! — предложила она молодым людям.
Ее сын зарделся. Нерпа взглянула на него с ободряющей улыбкой.
— Хорошая у нас молодежь! — с чувством произнесла Матушка Инга. — Шалит, конечно. Не без этого. Зато в притоны не ходит и к дурману не притрагивается!
— Довольно, батюшка, Геннадий Ашотович, прошу вас! — взмолился президент, — Мочи нет смотреть! И это, стало быть, наиболее цивилизованная часть будущих наших граждан?
— Боюсь, что так, Леша. Если дурака валять не перестанешь и работать на совесть не начнешь.
Президент побледнел
— Объяснитесь, сударь! Что вы имеете в виду?!
— А то и имею! Мы с тобой как договаривались? Что ты будешь деспотом и самодуром! Что будет культ личности! И где культ? Где он? Ау! Культ, где ты? Нету культа. Личность только твоя есть, интеллигентская…
Отбивать у народа любовь к телевидению — это дело тонкое. И ко всякому каналу тут свой подход нужен. «Георгиевский крест» портили плохим качеством передачи и рекламой, к которой аудитория канала была нетерпима. Канал «4», в недавнем прошлом — лучший из отечественных, умышленно сделали наихудшим при помощи репертуара — по этому каналу шел сейчас только отборный пошлейший трэш. С некоторыми каналами изначально не было проблем, они словно и были созданы для того, чтобы отпугивать телезрителей (это касалось почему-то, прежде всего, главных музыкальных каналов, один из которых имел американское происхождение, другой — отечественное). Угрозу представлял канал «Искусство», но здесь нашлось решение простое и не новое, как, собственно, ничто не ново на поприще идеологической борьбы: по «Искусству» показывали лишь наискучнейшие из произведений этого самого искусства. Таким образом, передачи эти не смотрел никто вообще. Огромную проблему представляли, вне зависимости от каналов, программы в популярных жанрах. Чего стоили одни только спортивные трансляции! Впрочем, и здесь проблема решалась легко: следовало лишь организовывать регулярные поражения отечественных футболистов, хоккеистов и т. д., и волна отрицательных ассоциаций в связи со спортивными репортажами была обеспечена.
Или вот, опять же, любимый конек Вартаняна — юмористические программы. Попадались, попадались в этой области весьма опасные ребята. Взять хотя бы «КСВ-редакцию», которая воссияла на юмористическом небосклоне в середине девяностых. Это был юмор, так уж юмор! Слава богу, сейчас этих террористов удалось маленько нейтрализовать. Часть из них занялась относительно безобидным проектом «Знаешь ты куда пошел?» на столь же безобидном канале, специализирующемся, в основном, на ситкомах типа «Не родись няниной дочкой». Другие тоже в большей или меньшей степени воздерживались от опасных телепроектов. У Вартаняна была своя передача на канале «А», где он честно принимал на себя свою долю народного отвращения. Но позволял себе Геннадий Ашотович и маленькую вольность. Не мог гениальный юморист полностью задушить свою песню. Ну не мог! Помимо «антишуток» для собственного проекта на канале «А», Вартанян продолжал сочинять настоящий хороший юмор и отдавал это в программу «Саюз шутникофф» на канале «ПНМ». Делал он это не из земляческой солидарности, как можно было бы подумать (один из лидеров «Саюза», Фрунзик Арутюнян, тоже был уроженцем Еревана) — нет, просто именно с этими «шутниками» легче всего было договориться о правильной подаче материала. Ведь хороший юмор надо было чем-то компенсировать, не пускать же его в эфир просто так! Компенсировать решено было обилием шуток «ниже пояса» и регулярным употреблением матерных слов. Ребята из «Саюза» были молодые, смелые, так что мудрому и дипломатичному Вартаняну без особого труда удалось уговорить их отбросить неуместную сдержанность в употреблении табуированной лексики. И все это в целом укладывалось в общую концепцию канала «ПНМ», само название которого расшифровывалось: «Пощупай нашу морковь».
Однако, как ни крути, а никуда не уйдешь от самой серьезной темы. Наиглавнейшим вопросом являлись новостные программы. И уж если добиваться у телеаудитории отвращения к ним, следовательно, нужно, чтоб новости были плохими. А здесь уже требуется работа с «ньюсмейкерами». А кто главный «ньюсмейкер» в стране? Правильно, президент. Вот поэтому Вартанян и вызвал сегодня президента в свой кабинет. С президентом работать было тяжелее всего. Питерский интеллигент бог знает, в каком поколении, этот человек, казалось, органически был не способен давать негативный образ. Он был из тех самых людей, которые вместо «… твою мать!» говорят: «Я вам в отцы гожусь!» А Вартаняну-то нужен был совсем другой имидж президента. Специально для него он выдумал некий симбиоз приблатненно-детсадовского лексикона. Типа: «Харэ не по делу хвататься за пестики! А тех, кто не догнал, кошмарить будем по понятиям. Так что, не фиг ныкаться в тубзики!» После каждого подобного телевыступления бедного президента приходилось отпаивать коньяком.
— Где культ личности, спрашиваю?
— А что, мало?!
— Да мало — не то слово! Совсем нет!
— Да бог с вами, Геннадий Ашотович, какой же еще вам нужен культ?
— А ты объяви, что продлеваешь президентский срок до десяти лет, например.
— Батюшки светы, ужас какой!
— Вот этакий-то ужас мне и нужен! Пусть люди подумают, что ты царем стать хочешь и править до самой смерти.
— Помилуйте, а как же Конституция?
— А что тебе Конституция? Как ты скажешь, так ее и изменят!
— Я знаете, чего опасаюсь, Геннадий Ашотович… — помолчав, сказал президент, — Что зря это все. Впустую все наши усилия. Я уж каких только кошмаров людям не предъявлял, а мой рейтинг все растет и растет! Уж и друзья у меня, по вашей милости, одни только политические фрики. Корея Северная, Америка Южная… Нет бы, наоборот! А то диктаторы сплошные. Спасибо, хоть колумбийских наркобаронов в друзья мне не сватаете.
— Надо будет, и с колумбийцами станешь дружить, Леша.
Да понимаю… Но я, собственно, о чем: рейтинг-то растет! Вот я какую-нибудь пакость сделаю, а он снова подскочит. Продлю я президентский срок, а все закричат: «Правильное решение!»
— Ну, что делать, Леша! Другого народа у меня для тебя нет. У нас один народ. Один народ. Вот этот. А насчет рейтинга ты особо не переживай. Не бывает гор без вершин. Он растет, растет, но, рано или поздно, через пик перевалит и уж тогда так обрушится, что во всем мире грохот будет слышен!
— Скорей бы уж. Сил моих уж нету боле.
— А ты крепись, Алексей! Бери пример хотя бы с дочери своего бывшего шефа питерского — с Клавдии Мурзик. Она-то какую ношу держит на своих хрупких девичьих плечах! И не жалуется, между прочим.