Один неверный шаг
Шрифт:
Эсперанца пожала плечами. Большая Синди набрала номер и заговорила с английским акцентом. Напоминала она Мэгги Смит из пьесы Ноэла Коуарда. Майрон и Эсперанца прошли в офис. Синди переключила туда телефон.
– Рон? Это Майрон Болитар. Как поживаешь?
– Да я знаю, кто это, урод. Твоя секретарша сообщила. Сегодня же воскресенье, Майрон. У меня выходной. Я посвящаю его семье. Это мое личное время. Шанс поближе узнать детей. Почему ты звонишь в воскресенье?
– Ты
– И ради этого ты звонишь мне домой в выходной день?
– Это правда?
– Без комментариев.
– Ты же говорил мне, что не станешь его продавать.
– Неверно. Если припоминаешь, мистер суперагент, ты хотел включить в контракт статью о необходимости его согласия на перепродажу. Я отказался, в противном случае он получал бы на пятьдесят кусков меньше. Ты на это не согласился. Теперь это тебе как гвоздь в задницу, верно, выскочка?
Майрон поерзал в кресле. Видно, больная задница беспокоит.
– Кого ты для него подобрал?
– Без комментариев.
– Не делай этого, Рон. Он очень талантливый.
– Ага. Жаль только, что плохой баскетболист.
– Ты поставишь себя в глупое положение. Вспомни Нолана Райана или Бейб Рут. – Майрон забыл, кому их продали.
– Не будешь же ты сравнивать Лестера с Бейб Рут?
– Давай все обсудим.
– Нечего обсуждать, Майрон. И теперь, извиняй, меня жена зовет. Все-таки странно…
– Ты о чем?
– Да обо всем. Этот контакт с детьми. Ты знаешь, что я выяснил, Майрон?
– Что?
– Я ненавижу своих детей.
Щелчок.
Майрон взглянул на Эсперанцу.
– Соедини меня с Элом Тони из «Чикаго Трибюн».
– Его продают в Сиэтл.
– Доверься мне.
– Не проси меня. – Эсперанца показала на телефон. – Обращайся к Большой Синди.
Майрон нажал кнопку интеркома.
– Большая Синди, пожалуйста, соедини меня с Элом Тони. Он должен быть в офисе.
– Слушаюсь, мистер Болитар.
Через минуту раздался сигнал.
– Эл Тони на первой линии, – сообщила Большая Синди.
– Эл? Это Майрон Болитар.
– Привет, Майрон, что случилось?
– Я у тебя в долгу, верно?
– И основательно.
– Так у меня для тебя сенсационная новость.
– Пока мы беседуем, у меня соски твердеют. Говори мне непристойности, детка.
– Лестера Эллиса знаешь? Его завтра продадут Сиэтлу. Лестер в восторге. Он весь год приставал к «Янки», чтобы его продали. Мы все счастливы.
– И это твоя сенсация?
– Слушай, может, получится интересный репортаж.
– В Нью-Йорке или Сиэтле. Но ведь я в Чикаго, Майрон.
– Все равно. Мне казалось, тебе интересно будет узнать.
– Не
– А по поводу сосков не желаешь проконсультироваться?
– Подожди. – Пауза. – Уже напоминают перезревшие виноградины. Но если хочешь, я могу еще через пару минут пощупать.
– Спасибо, я пас, Эл. Честно, я не думал, что с тобой это пройдет, но все же решил попробовать. Между нами, «Янки» сильно заинтересованы в этой сделке. Мне подумалось, тебе стоит узнать.
– Почему? На кого они его меняют?
– Не знаю.
– Лестер довольно приличный игрок. Молод еще, но хорош. Почему «Янки» так стараются от него избавиться?
– А ты не напечатаешь, если я скажу?
Пауза. Майрону казалось, что он почти слышит, как трудятся мозги Эла.
– Если ты не разрешишь.
– Он травмирован. Дома упал и повредил колено. Они стараются держать это в тайне, но после окончания сезона Лестеру придется прооперироваться.
Молчание.
– Ты этого не печатай, Эл.
– Без проблем. Слушай, мне пора.
Майрон улыбнулся.
– До встречи, Эл. – И положил трубку.
Эсперанца взглянула на него.
– Я правильно догадалась?
– Эл Тони – мастер обходных маневров, – пояснил Майрон. – Он пообещал, что ничего не напечатает, значит, так и будет. Но он существует за счет обмена одолжениями. В этом деле Тони непревзойденный мастер.
– И что?
– Он позвонит приятелю в «Сиэтл таймс» и поменяется с ним информацией. Пойдут слухи о травме. Если об этом напишут в прессе до продажи, сделка у них сорвется.
– В высшей степени неэтично, – заметила Эсперанца.
– Давай назовем это вынужденной хитростью.
– Мне нравится.
– Никогда не забывай главного принципа нашего заведения: клиент всегда на первом месте.
– Даже в сексуальных связях, – уточнила Эсперанца.
– Ну, мы ведь разностороннее агентство. – Майрон внимательно посмотрел на нее. – Могу я тебя кое о чем спросить?
Она склонила голову набок.
– Не знаю. А ты как считаешь?
– Почему ты так ненавидишь Джессику?
Эсперанца помрачнела и пожала плечами.
– Наверное, по привычке.
– Я серьезно.
Она скрестила ноги, потом положила одну на другую.
– Давай я ограничусь простой критикой, хорошо?
– Ты – мой лучший друг, – сказал Майрон. – Я хочу знать, почему ты ее не любишь.
Эсперанца вздохнула и заправила выбившуюся прядь за ухо.
– Джессика умница, с чувством юмора, хорошая писательница, и я бы не вышвырнула ее из постели, даже если бы она принялась грызть там крекеры.