Один неверный шаг
Шрифт:
Майрон внимательно наблюдал за ним. Возможно, он играл, все политики – прекрасные лицедеи, но Майрону показалось, что он заметил искренность в глазах этого человека. Хотя сказать наверняка не мог. Тех, кто уверяет, что способен разглядеть ложь, обычно провести проще простого.
– И ее тело нашла Анита Слотер? – спросил Майрон.
Артур кивнул.
– А остальное – брэдфордская классика. Немедленно были приняты меры, чтобы все скрыть. Раздавались взятки. Понимаете, самоубийство – жена до такой степени безумная, что муж вынудил ее убить себя – это Брэдфордам не годилось. Мы бы постарались, чтобы
Это звучало вполне правдоподобно.
– Вы упомянули взятки.
– Да.
– Сколько вы дали Аните?
– Анита отказалась от денег. – Артур закрыл глаза.
– Что же она хотела?
– Ничего. Она была не такой.
– И вы поверили, что она будет молчать?
– Да, – произнес Артур, – я ей поверил.
– Вы ей не угрожали?
– Никогда.
– Мне трудно в это поверить.
– Она осталась у нас еще на полгода. Это же о многом говорит.
Все тот же аргумент, который Майрон никак не мог осмыслить. Он услышал шум. Это вскочил Чанс и ринулся к ним. Ни Майрон, ни Артур не обратили на него внимания.
– Ты ему сказал? – воскликнул Чанс.
– Да, – ответил брат.
Чанс круто повернулся к Майрону.
– Если ты хоть слово шепнешь кому-нибудь, я убью…
– Ш-ш-ш!
И тут Майрон вспомнил.
Вот же. Прямо перед глазами. Рассказ был частично правдив, так всегда бывает, когда хочешь половчее соврать, но кое-чего не хватало. Он взглянул на Артура.
– Вы упустили одну деталь, – сказал Майрон.
– Какую именно? – Артур нахмурил брови.
Майрон показал на Чанса, потом снова повернулся к Артуру.
– Кто из вас избил Аниту Слотер?
Гробовое молчание.
– За несколько недель до самоубийства Элизабет кто-то напал на Аниту Слотер. Ее отвезли в больницу, и когда ваша жена спрыгнула с балкона, у Аниты на лице все еще были следы побоев. Хотите мне об этом рассказать?
В этот момент Артур Брэдфорд еле заметно кивнул Сэму. Тот отложил журнал и встал.
– Он слишком много знает! – неистово завопил Чанс.
Артур задумался.
– Нам надо от него избавиться! – продолжал орать Чанс.
Артур Брэдфорд продолжал размышлять. Сэм медленно приближался к ним.
– Чанс? – тихо произнес Майрон.
– Что?
– У тебя ширинка расстегнута.
Чанс взглянул вниз. Майрон, выхватив свой пистолет тридцать восьмого калибра, и приставил его к паху Чанса. Тот отпрыгнул назад, но дуло пистолета последовало за ним. Сэм достал свою пушку и направил ее на Майрона.
– Скажи Сэму, чтобы опустил пистолет, – велел Майрон, – или у тебя никогда больше не будет трудностей с катетером.
Все замерли. Сэм продолжал целиться в Майрона. Майрон – держать свой пистолет прижатым к паху Чанса. Артур – думать. Чанса начало трясти.
– Не написай на мою пушку, Чанс. – Можно говорить круто. Но Майрону не нравилась ситуация. Такие, как Сэм, вполне могут рискнуть и выстрелить.
– Вы зря вытащили оружие, – проговорил Артур. – Никто не собирался вас убивать.
– Вы меня успокоили.
– Проще говоря, вы мне полезнее живой, чем мертвый. В противном случае Сэм бы уже давно отстрелил вам голову. Вы понимаете?
Майрон
– Наша сделка остается в силе. Вы находите Аниту, я спасаю Бренду от тюрьмы. А мою жену оставим в покое. Я ясно выражаюсь?
Сэм продолжал целиться ему в глаз и улыбаться.
Майрон качнул головой в его сторону.
– Как насчет проявления доброй воли?
– Сэм, – коротко бросил Артур.
Сэм убрал пушку. Вернулся на место и снова углубился в журнал.
Майрон нажал на пистолет посильнее, так, что Чанс завопил. Потом сунул пистолет в карман.
Автобус довез его до того места, где он оставил машину. Когда Майрон выходил, Сэм отсалютовал ему. Майрон кивнул в ответ. Автобус поехал дальше по улице и свернул за угол. Майрон внезапно сообразил, что не дышит. Он попытался расслабиться и рассуждать здраво.
– Трудности с катетером, – сказал он вслух. – Кошмар, да и только.
Глава 27
Офис отца все еще находился в помещении склада бывшей фабрике в Ньюарке.
Когда-то давно там шили нижнее белье. Теперь они ввозили готовые изделия из Индонезии или Малайзии или еще откуда-нибудь, где эксплуатировали детский труд. Все об этом знали и, тем не менее, пользовались. Покупатели брали товары, потому что могли сэкономить на них пару баксов, да и ясности в этом вопросе, честно говоря, не было. Легко возражать против детского труда на фабриках; легко возмущаться, что двенадцатилетним детям платят двенадцать центов в час; легко осуждать родителей и выступать против эксплуатации. Труднее становится, когда приходится выбирать между двенадцатью центами и голодом, между эксплуатацией и смертью.
А еще проще вообще об этом не думать.
Тридцать лет назад, когда на фабрике еще шили белье, отец нанимал на работу большое число чернокожих. Он считал, что обращается с рабочими справедливо. Полагал, что они смотрят на него, как на благодетеля. Когда в 1968-ом начались бунты, эти самые рабочие сожгли четыре здания его фабрики. Отец никогда уже не смог относиться к ним, как прежде.
Элоиз Уильямс начала работать на отца еще до бунтов.
– Пока я жив, – любил говорить отец, – Элоиз без работы не останется. – Она была для него кем-то вроде второй жены. Заботилась о нем в течение рабочего дня. Они ссорились, ругались, обижались друг на друга. Но между ними существовала прочная и глубокая симпатия. Мать это знала.
– Слава Богу, – говаривала она, – что Элоиз страшнее, чем корова из-под Чернобыля. А то бы я беспокоилась.
Когда-то фабрика отца состояла из пяти зданий. Теперь остался лишь этот склад. Отец использовал его для хранения грузов, поступающих из-за рубежа. Офис находился в самом центре почти под потолком. Все четыре стены стеклянные, так что отец мог надзирать над своим товаром, словно часовой на главной тюремной башне.
Майрон поднялся по металлическим ступенькам. Элоиз широко улыбнулась и ущипнула его за щеку. Ему даже показалось, что она откроет ящик стола и достанет оттуда игрушку. Когда он был мальчишкой, у нее всегда было что-нибудь припасено для него: водяной пистолет, модель самолета, которую надо склеить, или книжка комиксов. Но на этот раз Элоиз ограничилась объятием, и Майрон не слишком расстроился.