Один полевой сезон

Коломиец Павел Юрьевич

При звуке этой фамилии Саня демонстративно сплюнул.

Весь этот разговор показался Степану занятным. Наука, как оказалось, являлась сосредоточением интересов непростых людей. По-настоящему непростых, судя по всему. Не тех, при виде кого кривился Игорь в ресторане, где он работал, а тех, кто стоял над ними. Степан сразу вспомнил: при первой встрече Борис прямо указал на спонсоров этой экспедиции, а также упомянул, что далеко не все из них хотят помогать официально. Сейчас он назвал этих людей меценатами. А меценаты, насколько он знал, помогают науке, не ища в этом выгоды. Но что это за меценат, при упоминании фамилии которого, бьется карта людей из администрации? И почему он поддерживает Бориса? А ведь и Серега числится в спонсорах

экспедиции. Какой интерес для его фирмы снабжать археологов продуктами? Надо при удобном случае позвонить и спросить, да и Ольге позвонить надо. В общем, столько вопросов появилось. Многие из них упирались в Бориса. Что это за человек? Он не боится противостоять как сотрудникам университета, так и тем, за кем стоят люди в администрации города. При этом не скажешь, что он что-то с этого имеет. Ездит он не на Lexus, а на подержанной иномарке. Возможно, на конструкторе из Японии 11 . До того как правительство взялось за людей, занимавшихся ввозом распила, это было весьма популярно на Дальнем Востоке. Что-то доходило и до здешних краев.

11

Распил – жаргонное название способа ввоза иномарок в Россию по частям. Это делается, чтобы минимизировать расходы на таможне. В декларации указывается не полноценное авто, а набор деталей.

Все выдавало в Борисе именно человека идеи. Фанатичного и преданного своему делу археолога, способного идти на конфронтацию с ректором университета или дать от ворот поворот черным археологам, прикрывающимся людьми из администрации. Но зачем кому-то поддерживать такого «идейного»? Может, действительно, за словом «меценат» скрывается иногда истинный смысл этого термина? Впрочем, чего забивать этим голову, подумал Степан, вставая из-за стола с намерением позвонить супруге. Сереге позвонит позже. Сам разберусь, подумал он, что за человек.

После обеда дочистили дорогу на раскоп. Полученные снопы перетащили волоком на тентах в сторону оврага и скинули их туда. Он был достаточно далеко и от дороги, и от лагеря. Сам раскоп находился посреди поля за небольшим длинным пригорком. На самом пригорке, ближе к лесу, стоял контейнер, оборудованный под жилище лесника. Здесь он проводил время с весны и до осени. В оставшуюся часть «унылой поры» и полную зиму, когда земля промерзала и никаких черных копателей можно было не бояться, он перебирался в деревянный сруб. Звали его Гордей Леонидович Карпов. Местный уроженец и сын лесника, он продолжил дело отца, завязав настоящую и искреннюю дружбу с учеником археолога, возившего сюда экспедиции. Бойкий и дерзкий, Борис сразу пришелся леснику по душе.

Все это Гордей расскажет позже, а вначале он с легким недоверием смотрел на Степана, всем видом показывая, что новичок если и не вызывает у него опасения, то принимать его в свой круг он тоже сразу не будет. Степан, впрочем, тоже в друзья не набивался. Он сухо пожал не сразу поданную руку, представился и отошел посмотреть на местные красоты. Сложно было представить, что здесь было много лет назад… Сколько, кстати? Ранний железный век это до нашествия татаро-монгольского ига хотя бы? История всегда интересовала Степана постольку поскольку, а тут он с головой окунулся в нее. Чудны дела твои, Господи, право слово.

Во время ужина Борис достал две бутылки самогона, поблагодарил всех за отличную работу, отметил Степана как новичка, заявив, что таким работящим здесь всегда рады, и дал добро на то, чтобы отметить начавшийся сезон. Именно с постройки лагеря, по мнению Бориса, он и начинался. Сидели весело. Завтра Борис разрешил отдых до обеда, а к этому времени должны были подъехать Матвей Юрьевич со студентами и рабочими. Они явились даже раньше ожидаемого времени, к обеду. На нескольких автобусах. Первыми появились научные сотрудники и рабочие. За

ними с опаской вышли в этот новый чудный мир студенты. Еще один полевой сезон начался!

Глава пятая

Научная процессия состояла из двух машин: автобуса впереди и грузовика с вещами. Когда из автобуса стали выходить пассажиры, Степан сразу заметил, насколько «официальная» часть экспедиции отличается от подготовительной. Если тех, кто возводил лагерь в эти дни, можно было описать словом «работяги», то для вновь прибывших куда больше подходило такое понятие, как «пижоны». Ни убавить, ни прибавить.

Первым вышел Матвей Юрьевич в клетчатой рубашке и своих фирменных подтяжках, удерживающих льняные брюки. На голове у него была надета ковбойская шляпа, в которой он походил на одного из персонажей фильмов с Гойко Митичем. Он улыбался и нес за плечом походный рюкзак литров на пятьдесят. Встречал его лично Борис. Они пожали друг другу руки и обнялись. Оба руководителя были рады друг другу, о чем свидетельствовали искренние улыбки на их лицах. Затем Матвей Юрьевич с такой же приятной улыбкой и крепким, казалось, несвойственным этому человеку рукопожатием стал здороваться с остальными обитателями лагеря. Судя по реакции строителей, он наравне с Борисом пользовался их любовью и уважением.

Следом за ним вышла довольно солидного, даже устрашающего вида дама в черных очках и шляпе. На ней так же была клетчатая рубашка, разве что без подтяжек, штаны и с виду недешевые кроссовки. В могучих руках дама держала походные, весьма увесистые сумки. Борис подошел и с напускным важным видом обратился к гостье.

– Здравствуйте, Клавдия Ильинична! Как добрались? – поинтересовался он уже знакомым Степану официальным тоном, совсем несвойственным этому человеку.

– Привет, Борь! Да нормально, умаялись слегка. В автобусе было душно, – ответила грозная Клавдия Ильинична таким же грозным басистым голосом.

Она пыталась сделать его свойским, как показалось Степану, но вышло довольно скверно. Он вспомнил, что удивлялся прозвищу, которым архаровцы называли ее в те редкие моменты, когда вспоминали об университетских деньках. Каждый раз, когда заходила речь о каком-то предмете с непривычным слуху Степана названием, вспоминалась некая Миссис Клювдия. Так, насколько он помнил, звали героиню одного из зарубежных детский мультиков про говорящих уток, который крутили по телевизору в девяностые. Когда он поинтересовался у них, что это за Миссис Клювдия, Олег с улыбкой пообещал: «Скоро увидишь».

Теперь становилось понятно, почему она получила такое прозвище, ведь действительно походила на ту массивную утку-горничную. Однако справедливости ради стоит отметить, что лишь внешне. Степан не вспомнил голоса этого персонажа, но был уверен, что она добрая. Говорить так про характер Клавдии Ильиничны не приходилось. Всем своим видом она показывала, что в этом лагере с ней необходимо считаться. Да и не в лагере, по правде говоря, тоже. На момент ему показалось, что, пожелай эта грозная женщина забить деревянный кол в землю, она смогла бы сделать это кулаками вместо кувалды. Про себя он стал называть ее именно Кувалдой, а не тем дурацким прозвищем, что дали архаровцы.

Как впоследствии оказалось, именно Клавдии Ильиничне принадлежал тот пустующий третий стол, который приметил Степан в тот день, когда явился в университет на кафедру археологии. Про себя он даже отметил, что если бы она присутствовала тогда на кафедре, то внесла бы еще больше сумятицы в его попытку составить мнение об археологах в общем и о предстоящей экспедиции в частности. И здесь даже дело не в том, что пришлось бы выбирать уже не из двоих, а из троих сидящих, решая, кто из них тот самый Борис, а в том, что со своим собственным телосложением он явно бы не соответствовал мастодонтам-археологам, находившимся на кафедре. Трое массивных деятелей науки, очевидно, показались бы ему эталоном того, как должен выглядеть археолог.