Один против всех
Шрифт:
Меня он, предположим, в свою веру не обратит, но знать его мысли мне полезно. Потому что чем лучше знаешь своего врага, тем легче его победить, а в том, что Женя Черных - мой враг, я уже не сомневался, как не сомневался и в том, что победить его будет очень и очень трудно…
– Я же едва не с рождения инвалид. Все дети - как дети. В футбол на улице гоняют, в пятнашки бегают, ты, скажем, боксером стал, людям морды бил. А я все это время в кресле просидел. Вы мячик гоняете, а я сижу, вы наперегонки бегаете, а я сижу, ты по мордасам других лупцуешь - а я сижу. Но, друг мой Леша, я не так просто сижу - я думаю. Вы в школьные годы что читали? Майн Рида с Фенимором
– Ну да, а теперь от тебя одно добро людям, - заметил я, - добро и всеобщая благодать!..
– Не перебивай, - строго сказал мне Черных.
– Когда я говорю, не перебивают!
– Прости, Женя, - покаянно сказал я.
– Нельзя ли мне, кстати, веревки маленько ослабить, руки затекли…
Он поглядел на меня, как бы не понимая, о чем это я…
Махнул рукой, мол, этими пустяками потом займемся, и продолжал излагать свои взгляды на то, кто в этой жизни главный и почему.
– Ты же не знаешь, ведь я имя переменил!
– То есть как?
– удивился я.
– Ну, юридически-то это нетрудно, пишешь заявление в ЗАГС с просьбой имя переменить, или фамилию, ждешь определенное время, а если денег дать, так и не ждешь вовсе, и получаешь паспорт с другим именем. Которое ты сам выбрал…
– А чем тебе старое имя не глянулось?
– Слово-то какое ты произнес - «глянулось» - старое слово, красивое… Хорошо, что мы русский язык не забываем, корни свои. Вот и я к своим корням обратился, поработал в архивах, посмотрел, покопался и, знаешь, что обнаружил? Дальней своей ветвью мой род к Романовым восходит, боковая ветвь, конечно, но - с державной фамилией в родстве, и если бы историческая карта легла немного не так, в XVII веке могли не Алексея Михайловича на царствие избрать, а пращура моего - Елисея Никитича, который в ту пору при черниговском воеводе состоял…
Черных-Романов замолчал, в очередной раз переживая исторические судьбы своего рода, а я вспомнил Сирила Рингкуотера, купившего титул восемнадцатого маркиза Брокберри и очень довольного этой своей покупкой, от которой никому не стало хуже, но Женька-то Черных, он - в престолонаследники, похоже, метит…
– Кофе будешь?
– спросил неожиданно Черных.
– Буду.
– Тогда слово дай, что буянить не станешь. Понимаю, что резона буянить у тебя нет, но - береженого Бог бережет!
– Честное пионерское, не буду!
– побуянить я очень был не прочь, но у них Светлана, а рисковать ею я не мог, потому поиграем пока в толстовцев, в непротивление злу насилием и все такое прочее.
Черных позвонил в колокольчик, в комнате появился Петька Чистяков и ловко распутал мою правую руку. Левая осталась
– Петька, кофию нам свари, - скомандовал Черных, и я невольно вспомнил о Василии Ивановиче и Петьке… А вместо их боевой подруги Анки у них Жанна Исаева, что ли?
Через некоторое время из кухни донесся аппетитный кофейный аромат, чему я впервые за последние часы порадовался. Чашечка хорошего кофе окончательно прочистит мои мозги и, может, подскажет что-то разумное, в смысле выхода из той нехорошей ситуации, в которой я очутился. Вернее не я, а мы со Светланой.
Появился Петька с простеньким пластиковым подносом в руках, на котором стояли две чашки с кофе. Чашки были старые, одна со сколотой ручкой, что еще раз подтверждало - это временное обиталище Черных, снятое на две недели или на месяц, и искать здесь какие-то концы бессмысленно.
– И как же тебя теперь звать-величать?
– решил я вернуться к вопросу о генеалогии Жени Черных.
– Романов, Николай Всеволодович, - церемонно представился он.
– Николай, как ты знаешь, традиционное имя в династии Романовых, а Всеволод - имя моего природного отца. Мамаша недавно раскололась - зачала, говорит, тебя от некоего Всеволода, бывшего тогда проездом в Ленинграде. Я ее не осуждаю, не очень молодая, некрасивая, шансов на брак уже нет, а против материнского инстинкта не попрешь!..
Какое-то время мы молча пили кофе, и я радовался тому, что с каждым глотком пропадает во мне та дурь, которой прыснул в меня Жорка Вашингтон в гамбургском аэропорту, в голове были уже не подмоченные опилки из кошачьего туалета, а нечто подобное «маленьким серым клеточкам» Эркюля Пуаро.
* * *
От мрачных гамбургских воспоминаний меня отвлекли удары судового колокола. Рядом, перебирая голыми ногами, маячила официантка.
– Рынду бьют, - сказала она с садистским наслаждением. И добавила, пошевелившись внутри тельняшки: - Что-нибудь будете?
Передо мной стояли пустая кружка и полная окурков пепельница. Опарыши остались нетронутыми.
– Это - убрать, а это - принести, - указал я в соответствии со своими потребностями.
– Почему вы закуску не кушаете?
– заботливо спросила официантка, пододвигаясь ко мне полным бедром.
Кожа масляно блестела и была покрыта редкими светлыми волосками.
– Очень вкусно, - сообщила она и сексуально отправила в рот несколько сухих, похожих на крупные сперматозоиды червячков.
Я не удержался и ущипнул плотную загорелую ногу.
– Не надо так, - жалобно сказала она, - синяки будут. Знаете, как трудно их запудрить?
И в доказательство трудоемкости процесса показала крупный синяк на внутренней стороне бедра.
– Правда, это засос, - сообщила она, - а вы щиплетесь!
И еще раз с надеждой спросила:
– Что-нибудь будете?
– Только пиво и чистую пепельницу!
– решительно сказал я.
Официантка тяжело вздохнула и отвалила в сторону кухни, или, по-флотскому, камбуза…
* * *
– А знаешь, что я подумал, - сказал Черных, глядя на меня сквозь поднимающийся из чашки ароматный кофейный парок.
– Устрою-ка я тебе свидание с твоей зазнобой, а там, глядишь, и в Россию вместе поедете…
У меня перехватило дыхание.
Если это не случайный порыв, а твердое решение, то тогда руки у меня будут развязаны, в России Сергачев с Киреем помогут мне так спрятать Светлану, что никакому злодею ее не отыскать, и уж тогда я с тобой, Женечка, разберусь по полной…