Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая)
Шрифт:
Теперь для тебя главное, – продолжал он, – суметь описать свой день. В дневнике всегда должны быть указаны место, время, состояние неба. Ты должен изжить свою неряшливость в словах и текстах. Учись этому на примере монастырских рукописей. Логос, доктрина, благодать сможет посетить чашу твоего восприятия, пролиться в сосуд твоей души именно в той мере, в какой ты утончишь слог своей рукописи. Твоя речь тоже должна стать ярче, экспрессивнее. Ты можешь учиться этому у Нормана, руководителя ансамбля, которому я сегодня собираюсь тебя представить. Он знает великое
Тем временем мы дошли до магазина. Я представил себе, как через некоторое время буду очаровывать прекрасных дам изысканной речью, и с энтузиазмом обратился к продавщице:
– Девушка, пожалуйста, тетрадь... Нет, две тетради. И десять ручек.
– Может быть, одной ручки достаточно будет? – осведомилась, усмехаясь, высокая блондинка в синей униформе. – А то, пока тетрадь заполнится, вы уже все ручки растеряете.
– Я имел в виду – разноцветных ручек, – ответил я, но насмешил ее еще больше.
“Эта малообразованная продавщица не видит, – успокоил я себя, – насколько серьезным делом я собираюсь заняться”. Я холодно поблагодарил ее, и мы вышли из магазина.
На обратном пути мы купили пиво, пирожки, лук и сало. На улице стало темнеть, весело засияли витрины, от окон квартир веяло уютом и спокойствием.
Мы вернулись в ярко освещенную гостиницу, и Джи повел меня в номер этажом выше. На его стук дверь открыл высокий седой человек с серыми глазами, чем-то напоминавший сухого и педантичного ученого-немца. Он бросил на меня доброжелательный, но в то же время острый взгляд.
– Норман, – сказал Джи, – это мой молодой ординарец из Кишинева. Он интересуется философией и литературой и желает к нам присоединиться в этой поездке.
– Одного его желания недостаточно.
– Я ручаюсь за него, – ответил Джи.
– Не злоупотребляете ли вы моим расположением? – нахмурился Норман. – Ну, да что ж, проходите. Предоставим шахматной партии право решающего голоса.
Норман расставил шахматные фигуры на блестящей доске. Он недооценивал меня, играя весьма небрежно. Выигрывая ход за ходом, я мучился мыслью: “Может быть, дипломатичнее будет проиграть?”
Не знаю, что за люди здесь,
Но птичьи пугала в полях –
Кривые все до одного...
– мрачно произнес Норман, когда получил мат.
Я тут же достал новую серую тетрадь и записал хокку. Норман сморщил лицо в невыразимую гримасу.
– Следующую партию я хочу сыграть с вами, Джи, – заявил он и стал быстро расставлять фигуры. – А что еще умеет делать ваш друг?
– Еще, – ответил Джи, – он умеет таскать ящики и расставлять аппаратуру.
Норман углубился в партию, а я – в описание своих впечатлений.
“Сегодня я начал работу над Телом Времени, – аккуратно записал я на первой странице, после хокку. – Джи познакомил меня с руководителем ансамбля Норманом. Это самолюбивый мирской человек, который никогда не задумывался о высших мирах. Как может Джи интересоваться такими людьми? Ведь такого человека, как Норман, никогда не допустят к небожителям”.
Партия закончилась поражением Джи, и Норман, не скрывая радости по поводу нелегкой победы, сказал:
– Ну ладно, беру твоего ординарца на испытательный срок.
Когда мы вышли, я удивленно спросил:
– Как вы могли проиграть ему выигрышную позицию?
– Я выиграл у него разрешение на твое пребывание в ансамбле, – ответил Джи. – Но дело не в выигрыше и не в проигрыше – дело в том, чтобы суметь глубоко пообщаться с человеком за игрой. Ты играешь хорошо, с точки зрения комбинаторики, но совершенно не следишь за атмосферой, за тем, что человек чувствует, что он думает и переживает. Поэтому твоя партия поверхностна.
Перед дверью в свой номер он остановился и негромко сказал:
– Я делю комнату с одним очень непростым человеком. Постарайся подружиться с ним. Ты будешь спать на полу, в нашем номере, поэтому важно, чтобы и он тоже был настроен к тебе положительно.
От перспективы спать на полу у меня сразу упало настроение. Джи посмотрел на мою искривившуюся физиономию и иронически произнес:
– У тебя, к сожалению, не хватит денег, чтобы снять отдельный номер.
Он открыл дверь, и я вошел вслед за ним. Я увидел сидящего в кресле полного, небольшого роста человека, склонившегося над каким-то разобранным устройством; в одной руке он держал паяльник, а в другой – пинцет. Стоявшая на журнальном столике уютная лампа с абажуром соломенного цвета ярко освещала лицо сидящего, на котором выделялся красноватого оттенка нос, и такого же цвета лысину, от которой во все стороны торчали длинные рыжие волосы. На нем был черный кожаный пиджак, а в зубах – закушенная под прямым углом папироса “Беломор”. Он поднял голову, когда услышал наши шаги. Круглые глаза смотрели строго и неприветливо.
– Это и есть твой ординарец? – спросил он, как мне показалось, с пренебрежением и затянулся папиросой.
– Да, – ответил Джи. – Пожаловал на курс переподготовки.
Человек протянул мне руку и сказал: “Паяльник”.
– Так называют звукооператоров в ансамбле, – пояснил Джи. – Настоящее же его имя – Шеу. Он является скрытым большим начальством, которое скромно выдает себя за нечто иное.
Услышав эти лестные слова, человек по имени Шеу чуть заметно улыбнулся и спросил:
– Ну, а кто вы? Надолго ли к нам приехали?
– Я приехал пройти небольшой тренинг под водительством Джи. Если вы не возражаете, я буду спать на полу в вашем номере.
Шеу сделал брезгливую физиономию, а я, спохватившись, добавил:
– Я купил к ужину отличного пива...
– Это другое дело, – улыбнулся Шеу и широким жестом отодвинул разобранный аппарат на край столика.
Джи вынул из кармана сложенную газету и аккуратно расстелил ее на столе.
– Бессмертный “пикник на обочине”, – произнес он, и в его глазах отразилась бесконечность.