Один в Берлине
Шрифт:
А во двор между тем выбежали эти, трое мужчин, и насчет двух незнакомцев он сразу смекнул, кто они такие. Теперь главное — с самого начала вести себя правильно.
— Госпожа Розенталь только что выпала из окна, господин комиссар, — сказал он, словно докладывая о совершенно будничном происшествии. — Почти что мне на голову.
— Откуда вы меня знаете? — вскользь спросил комиссар, вместе с Фридрихом наклоняясь над покойницей.
— Я вас не знаю, господин комиссар, — отвечал Баркхаузен. — Просто так подумал. Поскольку иной раз работаю на господина комиссара
— Вот как! — коротко бросил комиссар. — Ладно. Тогда побудьте-ка здесь еще немного. Вы, молодой человек, — обернулся он к Персике, — присмотрите пока, чтобы этот типчик никуда не смылся. Фридрих, позаботься, чтобы во двор никто не заходил. Скажи шоферу, пусть последит за подворотней. А я поднимусь к вам в квартиру, надо позвонить!
Когда комиссар Руш, позвонив по телефону, вернулся во двор, ситуация там несколько изменилась. В окнах флигеля виднелись лица жильцов, несколько человек вышли во двор, но держались поодаль. Труп уже накрыли простыней, коротковатой, только до колен госпожи Розенталь.
Баркхаузен слегка пожелтел лицом, на запястьях у него были наручники. Жена и пятеро детей, стоя поодаль во дворе, молча наблюдали за ним.
— Господин комиссар, я протестую! — жалобно хныкал Баркхаузен. — Я правда не бросал браслет в подвал. Молодой господин Персике зол на меня…
Как выяснилось, Фридрих, выполнив задание, немедля принялся искать браслет. Ведь на кухне Розенталь еще держала его в руке — как раз из-за этого браслета, который она упорно не отдавала, Фридрих и остервенел. А в сердцах потерял обычную бдительность, ну и старуха сумела подложить ему свинью, сиганув из окна. Стало быть, браслет наверняка где-то здесь, во дворе.
Когда Фридрих взялся за поиски, Баркхаузен стоял возле стены. И Бальдур Персике вдруг заметил, как что-то блеснуло и тотчас же звякнуло в угольном подвале. Он немедля слазил в подвал и обнаружил там браслет!
— Я его туда не бросал, господин комиссар! — испуганно твердил Баркхаузен. — Он, поди, отскочил туда из рук госпожи Розенталь!
— Ну-ну! — сказал комиссар Руш. — Вот, оказывается, что ты за птица! И такой гусь работает на комиссара Эшериха! То-то коллега обрадуется, когда узнает!
Комиссар разглагольствовал вполне миролюбиво, но взгляд его скользил от Баркхаузена к Персике, туда-сюда, туда-сюда. Затем Руш продолжил:
— Что ж, думаю, ты не против немножко с нами прогуляться, а?
— Само собой! — заверил Баркхаузен, он дрожал как осиновый лист и побледнел еще сильнее. — С удовольствием! Для меня главное, чтобы все до конца разъяснилось, господин комиссар!
— Вот и ладушки! — сухо бросил комиссар. Быстро глянул на Персике и добавил: — Фридрих, сними с него наручники. Он и без того пойдет с нами. Верно?
— Конечно-конечно! С удовольствием! — горячо заверил Баркхаузен. — Я не сбегу. Да если и сбегу, вы ж меня все равно найдете, господин комиссар!
— Что верно, то верно! — сухо кивнул тот. — Такого, как ты, мы везде разыщем! — Он осекся. — «Скорая помощь» приехала. И полиция. Давайте-ка побыстрее покончим с этим делом. У меня нынче утром и другой работы полно.
Позднее, когда они «покончили с этим делом», комиссар Руш и юный Персике еще раз поднялись в розенталевскую квартиру.
— Кухонное окно надо закрыть, только и всего! — сказал комиссар.
На лестнице юный Персике внезапно остановился.
— Вам ничего не бросилось в глаза, господин комиссар? — шепотом спросил он.
— Мне много чего бросилось в глаза, — отвечал комиссар Руш. — Но что бросилось, к примеру, в глаза тебе, мой мальчик?
— Разве не примечательно, как тихо в переднем доме? Вы обратили внимание, что в переднем доме никто на улицу не выглядывал, во флигеле-то народ все окна облепил! Подозрительно. Жильцы из переднего дома наверняка ведь что-то заметили. Но не подают виду. Вы должны немедля провести у них обыски, господин комиссар!
— И начал бы я с Персике, — ответил комиссар, продолжая спокойно подниматься по ступенькам. — У них тоже никто в окно не выглядывал.
Бальдур смущенно засмеялся.
— Мои братья, которые в СС, — пояснил он, — вчера вечером они в стельку напились…
— Сынок, — продолжал комиссар, будто и не слышал. — Я делаю свое дело, а ты — свое. И в твоих советах я не нуждаюсь. Соплив ты еще давать мне советы. — В душе посмеиваясь, он глянул через плечо в растерянное лицо парня и добавил: — Если я не устраиваю здесь обысков, мой мальчик, то лишь постольку, поскольку у них было полным-полно времени, чтобы уничтожить отягчающие улики. Да и зачем поднимать такой шум из-за мертвой жидовки? Мне хватает забот с живыми.
Они уже добрались до розенталевской квартиры. Бальдур отпер дверь. Перво-наперво закрыть окно на кухне, поднять опрокинутый стул.
— Ну вот! — Комиссар Руш осмотрелся вокруг. — Все в ажуре!
Он прошел в комнату, сел на диван, на то самое место, где часом раньше довел старуху Розенталь до полной отключки. Довольно потянулся и сказал:
— Та-ак, сынок, а теперь принеси-ка бутылочку коньяку и два стакана!
Бальдур ушел, потом вернулся, разлил коньяк по стаканам. Они чокнулись.
— Отлично, мой мальчик, — благодушно похвалил комиссар, закуривая сигарету, — а теперь расскажи-ка, чем вы с Баркхаузеном раньше занимались в этой квартире! — И, заметив возмущенное движение юного Бальдура Персике, немедля добавил: — Подумай хорошенько, сынок! В случае чего я и гитлерюгендфюрера заберу с собой на Принц-Альбрехтштрассе, ежели он будет слишком уж беззастенчиво морочить мне голову. Подумай хорошенько, может, лучше сказать правду. Глядишь, она останется между нами, смотря что ты расскажешь. — И, видя, что Бальдур колеблется: — Я ведь тоже кое-что заприметил, сделал, как мы говорим, кое-какие наблюдения. Например, заметил следы твоих башмаков вон там, на постельном белье. А нынче утром ты туда не ходил. И коньяк очень уж быстро разыскал — знал ведь, что он тут есть и где стоит! А как думаешь, что со страху мне расскажет Баркхаузен? Да на кой мне сидеть тут и слушать твое вранье! Соплив ты для этого!