Один в поле воин
Шрифт:
Валентина невольно наклонилась вперед, похлопывая помощника по плечу:
– Давай, Володя... Посмелее, чтобы он не насторожился...
– Не понукай меня, Петровна, – дернул плечом Грач.
Вряд ли Максим обратил бы внимание на "восьмерку", которая показалась из-за угла, но резкий звуковой сигнал привлек его внимание. Мало того, Грачевский, беря вправо, мигнул дальним светом. Если бы он сделал наоборот – неожиданно остановился около Курлычкина-младшего, так же внезапно распахнул дверь, – Максим мог не только насторожиться, но даже испугаться. А так на лице его просто появилось любопытство.
Он был одет легко: фирменная майка с коротким рукавом, модные вельветовые джинсы, кроссовки, в руках барсетка, на поясном ремне сотовый телефон. Он был довольно симпатичным парнем, Валентина отметила это еще во время судебного разбирательства. Отметила машинально, хотя в то время как человек, не лишенный эмоций, смотрела на него с долей презрения. Но длилось это недолго, Максим был для нее человеком, лишь на короткое время промелькнувшим перед ней, затем судебно-правовой конвейер отправил его обратно на нары.
У него были темные, слегка вьющиеся волосы, высокий лоб, нос с горбинкой, руки с тонкими пальцами выглядели холеными. И вообще в нем чувствовалась породистость – скорее потомственного, уже состоявшегося музыканта, нежели человека, чей отец с головы до ног запятнал себя кровью.
Перегнувшись, Грач толкнул дверцу машины, снизу вверх глядя на Максима. Взгляд парня скользнул по татуированным рукам, массивной золотой цепи и только потом остановился на лице Грачевского.
Помощник Ширяевой дал себя рассмотреть, может быть, дольше, чем того требовалось, и покачал головой:
– Максим, мне больше делать нечего, да? – его голос выражал недовольство, в то же время прозвучал снисходительно и с долей насмешки.
– Не понял.
– Поймешь, когда на свою тачку глянешь. У тебя "труба" не работает, что ли? Тебе со стоянки заколебались звонить.
– А что случилось? – теперь Максим, взявшись за дверцу, невольно бросил взгляд на женщину, сидевшую на заднем сиденье. Разглядеть ее не сумел: Валентина была в темных очках, возле лица рука с зажженной сигаретой.
– Пацанята, видно, баловались, – ответил Грач, – ни одного целого стекла. Как я понял, сделали набег, забросали камнями твою машину – и снова через забор. Может, ты кого из них переехал? Садись, – без паузы продолжил Грач, – мы с женой в ту сторону, подбросим. Так не работает мобильник?
Максим пожал плечами и сел на переднее сиденье, не переставая хмурить лоб. Автоматически достав телефон и подняв его к уху, ответил:
– Вроде работает.
Валентина не могла видеть лица парня, она только мимолетно подумала о том, что сейчас мысли Максима, не получившего вразумительных объяснений, сосредоточены на его джипе. Неважно, обеспеченный он человек или нет, собственную машину жалко любому – и богатому, и бедному. К тому же она достаточно грамотно продумала начало разговора, опираясь на внешность Грачевского и его умение вступать в разговор. Хотя при определенных обстоятельствах наружность помощника могла сослужить плохую службу.
Теперь настала пора вступить в игру ей. Сумочка с электрошоковой дубинкой лежит на коленях, рука уже нащупала рукоятку, глаза смотрят на аккуратно подстриженный затылок Курлычкина... Легкое нажатие клавиши, и все пути назад будут отрезаны. Но Валентина колебалась. Вот и Грач бросил на нее короткий взгляд. Одобряет ее пассивность, рад ее слабости. А она противна самой себе. Вот если бы она видела перед собой затылок самого Курлычкина, не колеблясь нажала бы не на клавишу дубинки, а на спусковой крючок пистолета.
"Рано радуешься, Вова!" Чувствуя полную опустошенность, Ширяева подняла дубинку и коротким разрядом отключила Максима. Тот дернул головой, словно его двинули по затылку, и завалился было набок, но Валентина, привстав с места, вернула его в нормальное положение. Придерживая парня за плечи, она скомандовала:
– Володя, рули к гаражам.
Грачевский едва заметно покачал головой, но это не ускользнуло от ее внимания.
– А ты думал, мы приехали подбросить его до автостоянки? – Валентина вдруг разозлилась на себя. Заодно и на помощника. – Плохо ты меня знаешь, Володя!
Разговаривая, она подхлестывала себя, как скаковую лошадь, и все больше злилась: голос заметно вибрировал, руки дрожали, с лица схлынула кровь.
Все это временно, говорила она себе, зная, что не ошибается. Вскоре все придет в норму, и она возьмется за дело спокойной, уравновешенной, знающей цену и себе, и Курлычкину-старшему.
Грач остановил машину. Они перетащили безвольное тело на заднее сиденье. Пока Максим не пришел в себя, Валентина вкатила ему в вену порядочную дозу реланиума.
– Не то что успокоится, – приговаривала она, бросая быстрые взгляды по сторонам, – спать будет сутки. В крайнем случае снова применим шоковую терапию.
Она перебралась вперед и пристегнулась ремнем безопасности. Довольно долго смотрела на "подельника".
– Все, Володя, поехали.
34
Как и в прошлый раз, Тимофей Костерин получил от начальника сведения о биографии клиента, его нынешних незначительных связях и подробную информацию о местожительстве, работе и передвижениях. Рожнов считал важным, чтобы его ликвидаторы работали с клиентом, имея о нем достаточно четкое представление.
На этот раз "клиентом" был некий Евгений Саркитов, который вот уже на протяжении семи лет имел самый прибыльный бизнес в Юрьеве, возглавляя одну из криминальных группировок. Основная сфера – наркобизнес.
– Про него говорят: "Честный вор". – Рожнов недовольно пожевал губами. – С немногочисленной бригадой Саркитова никогда не было разборок, за исключением одной, из-за которой мы и входим в дело. Не признает грубого рэкета и мордобоя. Всю его бригаду, состоящую из десятка человек, может поколотить один спортсмен-браток. В какой-то степени Саркитов – консерватор: имея прибыльный бизнес, ездит на "Вольво", хотя мог бы пересесть на "шестисотый", численность бригады последние три года не меняется.