Один выстрел

Чайлд Ли

– Бежала по лестнице, боялась вас упустить. Полчаса назад кончила обзванивать все гостиницы в городе, везде отвечали, что вы не у них. Джеймс Барр приходит в себя. Завтра может заговорить.

– А может, и нет.

– Мне нужно, чтобы вы оценили улики.

– Для этого у вас есть Франклин.

Она отрицательно покачала головой:

– У Франклина слишком тесные связи со старыми дружками из полицейского управления. Он не сможет судить объективно.

– А я смогу? Не забудьте, я хочу утопить Барра.

– Вот именно. Вам нужно убедиться,

что доказательства неопровержимые, после чего вы успокоитесь и уедете из города.

– Франклин отказался участвовать в процессе?

Она помолчала, затем кивнула:

– Я-то служу обществу, а Франклину приходится о собственном деле заботиться.

– Поэтому он не станет работать бесплатно, а вот я стану, так?

– Вы же перфекционист. Вам хочется уехать от нас с уверенностью, что, по вашим меркам, все в полном ажуре.

Ричер молчал.

– Поэтому вы основательно во все вникните.

Основательно вникну. Успокоюсь и уеду из города.

– О'кей, – сказал Ричер.

– Пройдете четыре квартала на восток и один на юг, – объяснила она, – выйдете к ПУ. А я позвоню Эмерсону.

– Прямо сейчас?

– Джеймс Барр выходит из комы. Мне нужно поскорее с этим закончить. Завтра весь день буду искать психиатра, который согласится работать бесплатно. Психиатрическая экспертиза остается нашей главной надеждой.

Ричер прошел четыре квартала на восток и один на юг и вышел под эстакадой на перекресток. Полицейское управление занимало здание из коричневого глазурованного кирпича.

Эмерсон ждал его. Ричер его узнал – Эмерсона показали в субботу в утреннем выпуске теленовостей. Тот самый – бледнолицый, спокойный, компетентный, не большой и не маленький. Живой Эмерсон выглядел так, словно родился полицейским. Он излучал это каждой клеточкой своего тела.

– Добро пожаловать в Индиану, – произнес он.

Ричер в ответ промолчал.

– Я не шучу, честное слово, – сказал он. – Мы обожаем, когда старые приятели обвиняемых появляются, чтобы не оставить камня на камне от нашей работы.

– Я пришел от его адвоката, – возразил Ричер.

Эмерсон кивнул.

– Я введу вас в курс дела, – сказал он, – а мой криминалист, обследовавший место преступления, посвятит в детали.

Ричер улыбнулся. Слова Эмерсона и его манера говорили о многом. В частности, о том, что полицейский был втайне рад любым придиркам, так как не сомневался – он располагает надежными неопровержимыми уликами.

– Вы хорошо знали Джеймса Барра? – спросил Эмерсон.

– А вы? – ответил Ричер вопросом на вопрос.

Эмерсон отрицательно покачал головой:

– Мы даже не были знакомы.

– У него было разрешение на винтовку?

Эмерсон кивнул:

– Зарегистрирована и в боевом состоянии.

– Я говорил с Алексом Родином, – заметил Ричер. – Он доволен.

– Мы хорошо поработали. Взяли вашего дружка горяченьким через шесть часов после первого выстрела. Расследование – хоть в учебник вставляй.

– В таком случае есть ли мне смысл

вникать?

– Конечно, есть. Наш криминалист прямо-таки рвется себя показать.

Эмерсон провел Ричера в лабораторию и представил как помощника адвоката, а не как знакомого Джеймса Барра. Это немного разрядило напряжение. Он вручил Ричеру визитку с номерами своих телефонов и удалился. Криминалист оказался серьезным сорокалетним мужчиной по имени Белантонио. Он предполагал, что Джеймс Барр признает себя виновным и ему не выпадет случай блеснуть в суде. Это было на нем написано. Криминалист разложил улики в логической последовательности на длинных столах в изолированном отсеке полицейского гаража, чтобы выступать перед посетителями, раз уж перед присяжными ему выступить не придется.

Столы стояли впритык к стенам по всему периметру отсека, над ними висели пробковые стенды с пришпиленными бумажными листками. Их было видимо-невидимо. В центре образованного столами квадрата стоял, словно в ловушке, бежевый «додж-караван» Джеймса Барра.

Белантонио начал с дорожного конуса. Барр, безусловно, держал его в руках, о чем говорили отпечатки его ладоней и пальцев. Их было больше, чем мог бы пожелать любой суд.

И на опущенном в счетчик четвертаке, и на гильзе тоже имелось достаточно отпечатков. Белантонио предъявил Ричеру лазерные распечатки кадров из заснятой камерой наблюдения пленки с изображением «доджа», въезжающего в гараж за несколько минут до преступления и выезжающего сразу после. Он показал салон «доджа», показал волокна от автомобильного коврика, собранные с не застывшего до конца бетона. Предъявил походные ботинки. Предъявил фрагменты цементной пыли, найденные в доме Барра – в гараже, подвале, на кухне, в гостиной и спальне. Образец для сравнения, взятый на многоэтажной автостоянке, и заключение лаборатории об их полной идентичности.

Ричер пробежал глазами распечатки вызовов по 911 и переговоров между полицейскими. Затем просмотрел протокол обследования места преступления. Озарение Эмерсона в отношении гаражного счетчика. Потом прочитал отчет о задержании. Действия команды СУОТ, спящий подозреваемый, извлеченное из бумажника в брючном кармане удостоверение личности. Одежда в стенном шкафу. Ботинки. Винтовки в подвале. Ричер прочел показания свидетелей. Вербовщик в морскую пехоту слышал шесть выстрелов. Телефонная компания представила аудиозапись с приложенной диаграммой. Ровный звуковой фон и шесть острых зубцов.

Ричер посмотрел на винтовку, запечатанную в прозрачный пластиковый пакет: «спрингфилд» М-1А «суперматч», десятизарядная, четыре патрона в магазине. Отпечатки пальцев Барра. На цевье царапины, соответствующие крупицам лака на месте преступления. Неповрежденная пуля, извлеченная из бассейна. Вывод баллистической экспертизы: пуля выпущена из данной винтовки. Еще одно заключение – о соответствии гильзы спусковому механизму. Дело закрыто.

– Правда хорошо? – спросил Белантонио.

– Лучше не видел, – ответил Ричер.