Шрифт:
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
(Данте А. «Божественная комедия». П. 3. С. 1)
Пролог
1941 год. 1 октября
На линии Брянского фронта
13-я армия
Левая рука рядового Максима, держащая карандаш, тряслась от судороги. В очередной
Снаружи мелькнуло несколько солдат. Юноши, подгоняемые командирами, становились на позиции, готовясь к предстоящему бою. У нескольких выступали слезы, которые они тут же пытались стереть рукавом униформы. Но многие ребята, напротив, были переполнены храбростью – лица буквально сияли от возбуждения. Им не терпелось вступить в бой с противником.
Капля пота с бледного лба Максима упала на бумагу, и на миг карандаш застыл в его руке, точно вдруг понял, что совершил ужасную ошибку.
– Медведев, ты какого хрена сидишь?! – раздался голос капитана, вошедшего в блиндаж. – Живо на расчёт!
Коренастый мужичок с грубой, как наждак, щетиной укоризненно взглянул на рядового. И даже несмотря на небольшой рост – капитан был ниже его почти на голову, – у Максима все похолодело внутри от одного только вида разозлённого офицера. Среди них, обыкновенных солдат, про капитана Андрея Злобина ходило много разных слухов, в большинстве своем связанных с его жестким нравом.
Максим не заметил подошедшего капитана или сделал вид. Все так же одержимо он выводил на бумаге слово за словом.
Капитан подошел к нему и отобрал письмо, чуть не разорвав.
– Ты что, оглох, рядовой?
– Товарищ капи…
– На позицию, я сказал, живо!
Желваки на лице капитана заходили ходуном – нехороший знак, уж рядовой В. это знал. Лучше подчиниться, иначе война с немцами покажется сладким вареньем в сравнении с гневом капитана.
– Есть, товарищ капитан!
Рядовой направился к выходу из блиндажа.
– Стоять.
Максим обернулся, заметив, как старший по званию пробежался глазами по письму.
– Кому письмо? – спросил он.
– Отцу, – без промедления ответил рядовой.
– Почему не отправил раньше, как все остальные?
– Я… – рядовой замялся и посмотрел в сторону, будто надеясь найти ответ на бревенчатой стене.
Капитан свернул письмо треугольником, пухлыми пальцами сгладил его по краям, взял со стола карандаш и протянул его обратно.
– Пиши имя и адрес.
На лице рядового на секунду проскользнула улыбка. Не мешкая, он подбежал к столу, где наспех накорябал карандашом адрес и имя получателя.
– Товарищ капитан, могу я вас еще попросить кое о чем…
Тот грозно посмотрел на него.
– Рядовой, ты в курсе, что у нас фрицы в паре километрах?
– Так точно, товарищ капитан, в курсе. – Из-за пазухи он вынул прямоугольный сверток из ткани, перевязанный бечёвкой. – Можно это моему отцу как-то передать? По этому же адресу?
– Ты охренел, рядовой? Я тебе что, почтовая служба?
Максим ничего не ответил, лишь продолжая держать в вытянутой руке лёгкую посылку размером чуть больше его ладони.
– Ладно, пёс с тобой, Медведев. – Капитан выхватил посылку из рук Максима, – Теперь марш на расчёт!
– Есть, товарищ капитан!
Рядовой, как и приказано, пулей вылетел из блиндажа.
Танковой дивизии и стрелковому батальону 13-й армии, в которой состоял Максим, была дана чёткая задача – остановить приближающиеся немецкие силы, с каждым днем пробивающийся в глубь Брянщины. И даже несмотря на успешное оттеснение немецких войск меньше месяца назад, те продолжали наступать. Уж чему-чему, а упорству этих гадов можно было только позавидовать.
Невзирая на упрямый натиск фашистов, многие бойцы были в приподнятом настроении. Успешное отражение большинства атак немцев и рассказы ребят, побывавших в парочке боев, воодушевляли и придавали веру в победу. Максим легко убедился в этом, когда взглядом скользнул по траншее, где такие же молодые, как и он, солдаты лежали на животе в грязи, слушая рассказы бывалых. Даже ребята-танкисты, обычно серьёзные и суровые мужики, подбадривали друг друга и обменивались табачком. Одним словом, обстановка стояла уверенная. Чутье подсказывало, что в этом бою он обязательно проявит себя и, быть может, заслужит похвалу капитана Злобина. Максим знал, что не только выживет, но и совершит какой-нибудь подвиг. Он мечтал о подобном дне, и теперь обязательно выложится до предела, чтобы не подвести товарищей по оружию и себя в первую очередь.
Максим предвкушал предстоящую битву, как и многие рядом.
Пару дней назад, прежде чем занять этот оборонительный участок, их батальон остановился в небольшом селе в тридцати километрах отсюда. Пасущиеся на лугах стада коров, кричащие петухи и запах сена напомнили ему родную деревушку, из которой он ушел на фронт. Увиденное вызвало неимоверную тоску. Он точно вернулся обратно в это захолустье, где, окромя вонючей скотины да четырех углов его хижины, не было ничего. Подлинная тоска – гнить до самой старости как его отец в таком месте. Уж лучше война.
Но, чего не отнять у того поселка, где они остановились, так это девчонок: краснощекие, с пухленькими губками – ай, как хороши! Стесняясь, прятали глазки и угощали солдат холодным молоком со свежеиспечёнными пирожками. Запомнил он и бабок, которые, не отрывая взгляда от юношей, сидели на крыльцах и, прикладывая свои костлявые ладони ко рту, покачивали головой и все бубнили:
– Что же это делается-то, господи! Молодые такие!
Были и мальчишки, которые подбегали с вытянутыми руками и умоляли дать потрогать оружие. Храбрые сорванцы просили взять их с собой на фронт, чтобы помочь мочить фашистского гада, но после упрекающего материнского взгляда тут же убегали домой.