Один я здесь…

Корнаков Даниил

Не теряя ни минуты, Сергей достал из стола кусок бумаги, маленький карандаш и принялся писать ответ. Набросав первое письмо, он перечитал его, разорвал на части, бросил на пол и приступил к новому. После череды скомканных и порванных писем он наконец написал достойный, как ему показалось, ответ. В нем он сообщал, что жуть как им гордится и желает, чтобы тот как можно скорее вернулся в родной дом. Он умоляет его быть осторожным и не лезть на рожон. Просит слушаться своих командиров. И, разумеется, благодарит за чудесный подарок.

Закончив перечитывать собственное

письмо, Сергей сложил его треугольником и было подумал не идти на промысел в этом году. Ему хотелось дождаться ответа от Максима, но здравый смысл взял верх. Без промысла ему долго не протянуть, поскольку только это он и умел. Охота для него – жизнь и хлеб насущный. Да и лес с его вечным спокойствием заманивал, как рыбацкая сеть. Для себя он решил, что будет раз в месяц возвращаться в деревню, чтобы получить заветный ответ. И плевать на долгую и тяжелую дорогу!

6

Вася, как и обещал, зашел вечером с мешком махорки. Узнав от Сергея, что письмо пришло от Максимки, он тут же принялся уговаривать опрокинуть рюмашку-другую. Не понаслышке зная, как рюмашка превращается в целую бутылку, Сергей отказался. Он сослался на то, что завтра задумал встать с первым утренним лучом, чтобы добраться до охотничьей хибарки затемно. Вася не сдавался, предложив в который раз за день выпить за добрый в этом году промысел, но снова получил отказ. В конце концов сошлись на том, чтобы выкурить по цигарке на крыльце да поболтать. Именно тогда Сергей передал ему ответное письмо Максиму и велел отправить при первой же возможности. Вася клятвенно пообещал, что исполнит просьбу.

На следующее утро Сергея разбудил крик петуха. Не задерживаясь ни секунды, он встал с кровати, надел на себя тулуп с валенками, взял под руки сани, еще вечером загруженные под завязку всяческим скарбом, и вместе с Борькой направился в сторону леса. Не забыл он взять и книжку, подаренную Максимом, положив ее вовнутрь тулупа.

За ночь снег еще плотнее окутал деревню. Двери некоторых хижин и вовсе замело, создав еще больше хлопот хозяевам. С каждым днем догадки Сергея о том, что осень в этом году будет суровой, лишь подтверждались. Промысел обещает быть не из легких.

Село только начало просыпаться. В окнах еще не было видно привычной для этого времени суеты. Сергей был первым, кто вышел так рано на улицу и застал ее в непривычной тишине.

Поднявшись на холм, он остановился на минуту, чтобы отдохнуть и приготовиться к тяжелому походу. Борька послушно сел рядом, виляя хвостом и вороша снег, как веник пыль. Иногда Сергей завидовал резвости пса. Порой тот напоминал ему его самого: когда мышцы были сильные, кости не хрустели и не было нужды отдыхать после подъема на холм. Каким же сильным он был тогда! Точь-в-точь как Максимка сейчас.

Вспомнив о сыне, Сергей коснулся кармана тулупа, куда он положил полученное вчера письмо. Ему захотелось еще раз перечитать его, но сдержался, чтобы лишний раз не снимать варежки и не морозить руки. Для себя он решил, что перечитает его сразу, как только доберется до места.

– Ну чего, Борька, – сказал

Сергей. – Потопали.

Пройдя половину пути, он вспомнил, что из-за письма совсем позабыл зайти к Генке.

7

К вечеру, когда еще солнце было в зените, Сергей добрался до хибарки.

Опасения его подтвердились. Хлипкая дверца оказалась почти полностью скрыта под снегом, поэтому вместо желанного отдыха он принялся разгребать завал, на что потратил почти час, и только после этого разгрузил принесенную провизию в закрытый лабаз на дереве.

Когда он зашел внутрь, то сразу же бросил взгляд на лежанку. Сделанная из старых тряпок и одежды, она хоть и смотрелась ужасно, но прямо сейчас выглядела самой удобной на свете. Но Сергей был из тех людей, кто не позволял себе отдыхать, пока все дела не будут сделаны. Из последних сил он разложил содержимое саней, которые волочил весь день, в небольшой погреб. В основном это были сухари, солонина да крупы. Досталось ему также и небольшая коробка консервированной свиной тушенки, которую он поменял на три шкуры куницы еще полгода назад – эту вкуснятину он приберег для особых случаев.

Расправившись со всеми делами, Сергей наконец-то позволил себе лечь и облегченно выдохнуть. Из тулупа он вытащил письмо Максимки, начал перечитывать и, не добравшись даже до середины, уснул крепким сном.

Ему снился Максимка. Одетый в красноармейскую форму, он стоит к нему спиной среди бесконечного поля, усеянного высокой травой и терновником, и машет рукой, то ли прощаясь с кем-то, то ли приветствуя. Сергей, пробираясь через колючие кустарники, окликает его. То и дело он задевает ветви, оставляющие паутинки царапин на его руках. Каждый шаг дается ему все сложнее и сложнее, и чудится будто под ногами сыпучие пески, а не твердая почва.

С неимоверным усилием добирается он до Максима, который по-прежнему стоит к нему спиной и не слышит умоляющих криков отца. Фигура высокого юноши загораживает яркое солнце, и Сергей, сидя на четвереньках в его тени, с трудом встает на ноги. Дрожащей рукой он касается плеча сына и пытается повернуть его лицом к себе, но…

Его лицо исчезло. Вместе голубых глаз с пушистыми ресницами, короткого с горбинкой носа и тонких губ лодочками – белое пятно. Словно художник, предварительно нарисовав портрет, стер все до белизны.

– Сережа, больно мне… – слышит он голос сына позади.

Сергей оборачивается и в ужасе кричит. Он видит Максимку, его лицо перепачкано кровью, без единого чистого островка кожи. Светлые волосы почернели от грязи, глаза, наполненные отчаянием, бегают туда-сюда.

– Больно мне, браток… – повторяет Максим и кивает в сторону своего живота. Там, в ладонях, он держит сплетение собственных кишок, выползающих из живота, точно черви из-под земли после дождя.

Издалека раздается собачий лай. Сергей замечает, что теперь он стоит не в поле. Вокруг него сырая грязь, а в ней сотни мертвых солдат. Держась за свои раны, они взывают в черно-оранжевое небо, кто на немецком, кто на русском, и зовут матерей.