Одинаковые тени

Харвуд Рональд

Неприятности начались из-за миссис Валери. Вот когда начались неприятности. У нее еще были усы на губе. Я этого не люблю. И я должен сказать вам, что до прошлого четверга я ни разу не был в полицейском участке. И все это из-за этой миссис Валери. Теперь у меня неприятности. Раньше у меня не было неприятностей, не было забот, не было Нэнси. Только Сара и мой дружок Пит, которого я не видел уже несколько дней. Сара. Она милая. Да, сэр. Она не ленивая, она меня любит, мы встречались с ней много раз, и всегда мне было с ней хорошо. Хотя когда ты с ней, она не говорит столько приятных вещей, как Мария. Она просто целуется и все

такое. Но эта Мария не дура, и все время она говорит. Вроде бы о том, что ты делаешь, и о том, что она делает, и от этого вроде хмелеешь, и мне это нравится. Но мне не нравится этот проклятый пол, на котором я не могу уснуть, потому что он жесткий. А мой дядя спит на моей кровати. Он-то точно сплошная неприятность. И если он будет устраивать митинг тут в Кейптауне, мне придется взять с собой Нэнси, потому что она просила. Может, она хочет отдать жизнь за своих братьев? Не похоже. Но если она не хочет умирать, то зачем ей идти на митинг? Может, ей нравится мой дядя Каланга? Тоже не похоже, потому что я не думаю, что она его даже видела. Так зачем она хочет туда идти, а? Эта Нэнси, зачем? Друг, она женщина.

VIII

Понедельник у меня рабочий день. Да. И чего только не надо переделать за понедельник! Ух! Так что вы поймете, если я скажу, что я не слишком спешу вставать в понедельник и просто лежу и думаю обо всем, что предстоит делать, и опять засыпаю.

Но в этот понедельник я просыпаюсь на полу и тут же гляжу на кровать — как там мой дядя Каланга, но, друг, его нет. Поэтому я осматриваюсь, не спрятался ли он куда, но комната у меня маленькая, так что ему никуда бы в ней не деться. Но как он ушел? Я смотрю на часы — уже половина девятого, будильник меня не разбудил. Стало быть, я вскакиваю побыстрее и выхожу, может, поискать дядю Калангу, но в доме его нигде нет. Ушел. Да, сэр. Тогда я иду на кухню, а там эта толстая Бетти, и она говорит:

— Будешь завтракать?

Друг, это неожиданность. Что это вдруг приключилось с этой Бетти, а? Почему она не зовет меня ленивым зулусом, а? Почему она спрашивает, буду ли я завтракать? Друг, я не могу понять, что происходит с людьми. Да, сэр. А эта Бетти улыбается и вся такая приветливая, так что я решительно ничего не понимаю. Поэтому я говорю:

— Конечно, я буду завтракать, Бетти.

Должен признаться, что я тоже улыбаюсь ей от уха до уха и показываю все зубы. И эта Бетти тоже улыбается и вся такая приветливая, она четыре минуты варит мне яйцо вкрутую, и делает бутерброд, и наливает мне чаю, и предлагает сигарету «Кавалла», и я беру сигарету, хотя обычно я не курю.

Тут я начинаю думать, что, может быть, Бетти видела моего дядю Калангу, и выпустила его из дому, и, может быть, поэтому-то она со мной такая приветливая. Я ее спрашиваю:

— Отчего ты не разбудила меня, Бетти? — И по-прежнему улыбаюсь.

— Забыла, — отвечает она, и, друг, я не очень-то верю ей, потому что эта Бетти ничего не забывает. Да, сэр.

— Может, ты входила в мою комнату и смотрела, дома ли я?

— Нет, — говорит она и начинает мыть посуду от моего завтрака.

— Мастер Абель вернулся? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит она.

Больше я ничего не говорю. Просто встаю из-за стола, забираю из столовой все серебро и несу его на кухню, где каждый понедельник я чищу его порошком и двумя тряпками. Одна для чистки, другая для наведения блеска. Друг, я люблю чистить серебро, оно такое красивое, когда блестит. Кроме того, это прекрасный случай ничего не делать, только сидишь за столом на кухне, чистишь и думаешь. И вот я думаю об этой Бетти, какая приветливая она вдруг стала, но я не могу додуматься, отчего это. Может быть, уже десять часов, когда я слышу, как открывается дверь парадного и как мастер Абель входит в дом и направляется на кухню.

— Здравствуй, Джордж Вашингтон. Здравствуй, Бетти, — говорит он, и мы с ним здороваемся.

Тут он сообщает нам, что позвал на вечер гостей.

— Бетти, ты приготовишь нам закуску? Так, чего-нибудь. Джордж Вашингтон, ты останешься и будешь подавать выпивку — хорошо?

Но что тут хорошего, друг, если я надеялся вечером встретиться с этой Нэнси. Только гости мастера Абеля все же важнее. Стало быть, все утро мы провозились, готовя всякие разности для вечеринки. Мастер Абель принял у себя ванну, и, можно сказать, день опять хороший, и солнце светит вовсю. Друг, я люблю солнце.

После обеда я иду в свою комнату и переодеваюсь в рабочую одежду, потому что до гостей нам надо еще много чего сделать. И вот я вешаю свою куртку в мой джентльменский гардероб и вдруг замечаю, что во внутреннем кармане нет снимка, на котором мы с Нэнси. Вот это да! Как я перепугался! Я везде ищу этот снимок. Я ползаю на коленях, я лазаю под кроватью, рыщу по всей комнате, но я точно помню, что после того, как я вчера вечером смотрел на этот снимок, я положил его во внутренний карман. Так где же он? Друг, я боюсь. Я не хочу, чтобы этот снимок попадал куда-нибудь из моего кармана, потому что из-за этого снимка у меня наверняка будут неприятности. Так где же он? И тут кто-то стучит в дверь, и я открываю ее и вижу мастера Абеля.

— Джордж Вашингтон, — говорит он, — я хочу с тобой потолковать.

— Конечно, мастер Абель, — говорю я. — Заходите и будем толковать. Конечно.

И он входит, садится на кровать и начинает:

— Сколько лет ты у нас работал, Джордж Вашингтон?

— Семь лет, мастер Абель, — говорю я.

— Неужели? Семь лет. Неужели мне было только двенадцать, когда ты пришел к нам?

— Да, мастер. Вы точно были маленьким мальчиком.

— Ты до сих пор был хорошим слугой, Джордж Вашингтон, — говорит он.

Я молчу и только улыбаюсь, потому что мне приятно, что он говорит такие слова.

Мастер Абель тоже молчит и смотрит на кровать, и я не могу поверить, что он пришел ко мне, только чтобы сказать это. Поэтому я говорю сам:

— Помните, мастер Абель, какой шалаш мы построили на Львиной голове?

— Помню, — говорит он и смеется. — Конечно, помню. Мы с тобой построили шалаш. Интересно, что с ним стало?

— Да он там до сих пор, баас. Наверняка. Хороший шалаш на горе. — И это правда. Потому что мы с мастером Абелем действительно построили шалаш на Львиной голове, а Львиная голова — это гора на Си-Пойнте и должна быть похожа на львиную голову, только мне этого никогда не казалось.

И тут мастер Абель говорит:

— Послушай, Джордж. Вашингтон, мне бы не хотелось… Все, что ты делаешь, меня не касается, но Бетти дала мне это сегодня утром. — Друг, я должен сказать вам, он держит в руке снимок, на котором мы с Нэнси.