Одиннадцать часов на трупе
Шрифт:
Войдя в дверь, он одним взглядом охватил всю картину: мадемуазель Роза уже находилась на своем месте - у кассы, молоденькая продавщица также стояла там, где ей подобало - за прилавком. Гастон жизнерадостно всех поприветствовал, снял шляпу, перчатки и поинтересовался утренней выручкой.
Мадемуазель Роза доложила: всего два клиента, из которых один "обещал подумать". После этого Гастон Беррьен пересек магазин и вошел к себе в кабинет. Через стеклянную дверь он мог наблюдать за всем, что происходило в его заведении. Он сел, и тут же зазвонил телефон.
–
– Я хотела бы переговорить с месье Максом.
– Он у телефона, - сказал Гастон.
– Месье Макс, говорит Жильда. Вчера вечером все прошло, как вы хотели?
Гастон открыл шкатулку, вытащил оттуда сигару и послюнявил конец. Да, все произошло так, как было задумано. Двери были открыты, свет зажегся ровно в десять часов, диван был развернут к окну, хорошо симулированный обморок...
– Да, Жильда. Благодарю вас, было отлично. После моего ухода молодой человек не доставил вам слишком много хлопот?
– Хм, и да и нет! Он кричал, что ему подстроили западню, что все это так просто не сойдет с рук и он расскажет, как я завлекла его к себе при помощи таинственного письма, что он явился, не подозревая, что я с ним сделаю, что я его напоила... в общем, он не был доволен.
– Вам удалось его успокоить?
– Думаю, что да, - раздался легкий смех.
– Он ушел только около двух ночи, обещая вернуться.
Гастон закурил. На его губах поигрывала улыбка. Он возобновил разговор:
– Превосходно, спасибо, Жильда. Вы, естественно, уничтожили письмо, которым его завлекли?
– Ясное дело, оно было у него в бумажнике.
– Великолепно.
– Должна ли я возвратить вам ключи от виллы?
– Не стоит. Сегодня вечером вас навестит месье Фред, вручит обещанную сумму и заодно заберет и их. Судя по голосу, Жильда колебалась.
– Извините меня, месье Макс, но... он неплохой парень, этот Ги. Почему вы не хотите, чтобы он женился на вашей дочери?
Губы Гастона сжались. Он сухо отрезал:
– Вы знаете, Жильда, что от своего персонала я в первую очередь требую сдержанности. Вам известно, что проявлять любопытство опасно. ОЧЕНЬ опасно.
– Да, понятно. Извините меня. До свидания, месье Макс.
Гастон положил трубку, затянулся и откинулся в кресле, устремив глаза к потолку. Так почему же он хотел воспрепятствовать связи своей дочери с Ги Таннеем? Причина была очень простой. Даже несколько весьма простых резонов. Первый: он считал Эвелин слишком юной, чтобы выходить замуж и иметь детей. Пусть малышка поживет ещё в свое удовольствие. Второй: сын бывшего политического деятеля представлял несомненную опасность. Отцу захочется узнать, с какой семьей он связывается через эти брачные узы, и он наведет подробные справки относительно Гастона Беррьена. А это было совсем ни к чему, и Гастон не хотел подвергаться даже малейшему риску. Поэтому и была затеяна вся эта махинация, жертвами которой стали Ги и Эвелин. Не без боли наблюдал Гастон за горем дочери, но, когда желаешь добра близким, не следует скряжничать
Через стеклянную дверь Гастон увидел, как в магазин вошел человек, в котором он сразу узнал одного из своих самых верных клиентов. Прежде чем пойти и обслужить его лично, он написал на листочке дату, час и адрес. Свернув бумажку, он сунул её в карман и вышел в магазин, излучая самую любезную улыбку.
– Не надо, - бросил он на ходу суетившейся молоденькой продавщице, - я сам займусь этим клиентом.
– Здравствуйте, месье Лоранжис, чем могу быть полезным?
Месье Лоранжис, рослый старик, высочайшей пробы элегантности, носил монокль в правом глазу. Он также поприветствовал хозяина магазина и затем сказал:
– Мой дорогой друг, мне нужен котелок серо-жемчужного цвета для присутствия на скачках. Что-нибудь добротное и ноское,
– Разве хотя бы одна из моих шляп вас разочаровала?
Оба рассмеялись. Гастон, усадив клиента, пошел за головным убором, который он, соблюдая все предосторожности, распаковал. Котелок пришелся точно по размеру, и старик выразил свое удовольствие:
– Ну и память же у вас! Вы держите в ней размеры голов всех ваших клиентов?
– Только лучших из них, - в шутку ответил Гастон, незаметно засовывая за подкладку головного убора записку, вытащенную им из кармана.
Он протянул котелок продавщице, которая завернула его в тонкую бумагу и положила в обшитую сатином коробку. Клиент прошел к кассе и передал банкноту мадемуазель Розе. В ожидании пакета месье Лоранжис поинтересовался здоровьем мадам Бсррьен, которую он имел удовольствие когда-то встретить в магазине.
– Жена чувствует себя хорошо, благодарю вас. А вот дети доставляют хлопоты.
– Вы знаете, это удел всех отцов, - посочувствовал клиент.
– Кажется, ваш сын готовится к поступлению в "Большие школы"?*
* "Большие школы" - сеть основанных ещё Наполеоном высших учебных заведений для подготовки специалистов высокого класса для ключевых постов в администрации. Дает столько привилегий, что поступление в них можно уподобить штурму неприступной крепости.
В его устах это прозвучало как "БОЛЬШИЕ ШКОЛЫ".
– Да нет, он хочет стать кинорежиссером. Знаете, все эти "новые волны"! Просто взбрело парню в голову.
_ Это возрастное. Пусть перебесится, - любезно посоветовал Лоранжис. К тому же, имея за спиной такого отца, как вы, он всегда выпутается в случае каких-нибудь передряг.
– И все же! Вы представляете себе: кино! Ну пусть хотя бы уж театр! Это по меньшей мере серьезно: там разоряются, но ставят Клоделя... Вы любите Клоделя, месье Лоранжис?
Тот воскликнул:
– Люблю ли я Клоделя? Мой друг, я не засну, если перед этим не прочитаю хотя бы одну-две строчки из "Золотой головы". Этим сказано все!
С пакетом под мышкой месье Лоранжис покинул магазин. Гастон посмотрел на часы:
– Мадемуазель Роза, у меня семейный завтрак, и до трех меня не будет. Будьте предельно любезны при обслуживании клиентов.