Одиночество мага (Хранитель мечей, книга 3, том 2)
Шрифт:
Когда они наконец расстались, Фесс и Фейруз долго смотрели вслед двум удалявшимся фигурам. Север и Эйтери шагали, не оглядываясь, и сердце некроманта полнилось странной и щемящей грустью - он чувствовал, что больше их никогда не увидит, или увидит, но отнюдь не как друзей, что, пожалуй, даже ещё горше.
А вокруг них кипела жизнь, смуглокожие аррасцы спешили по своим делам, вопили уличные разносчики, нахваливая товар, зеленщики толкали перед собой тележки с разложенными фруктами, травами и какими-то соблазнительно пахнущими жареными кореньями. Почтенные иноземные купцы в сопровождении должной свиты
крашенными мочками ушей, что, очевидно, считалось здесь признаком высокой моды.
Фейруз долго переминался с ноги на ногу, не решаясь нарушить затянувшегося Фессова молчания. Наконец некромант со вздохом отвел взгляд от того места, где пропали в толпе Север и Эйтери.
– А ты почему остался?– повернулся он к мальчишке.
– Я теперь от Великого Мастера - ни на шаг, - упрямо заявил Фейруз.
– Ни на шаг...– проворчал Фесс.– Второй раз тебе так не повезёт, мальчик. Серые не отступятся. Рано или поздно...
– Тогда, наверное, Великому Мастеру понадобится моя помощь, - бестрепетно заявил Фейруз.
– Дурак, - не сдержался Фесс.– Тебя убьют, а я уже достаточно потерял друзей, чтобы позволять ещё кому-то гибнуть из-за меня.
Фейруз вздохнул - виновато, но непреклонно.
– Я - с вами, Великий Мастер. У вас вон, даже меча доброго - и того нет. Сабля пиратская, какой на свалке только и место. Ни посоха вашего некромантского, ни глефы, ни припасов, ни книг... все у серых осталось. Я ничего стащить не успел...– Он понурил голову, словно ожидая выговора.
Фесс помолчал. Только теперь он вдруг начал ощущать свое постоянное, неизбывное одиночество как-то, по-другому. Здесь, под ярким улыбающимся небом Кинта Ближнего, среди весёлой, буйной зелени, не чувствовать в руках тяжкого посоха с каменным навершием вдруг показалось ему катастрофой. И перестало быть жаль потерянной сумки с конспектами, и даже глефы, что выковали гномы, верного фальчиона - он тоже не жалел. Он был одинок по-прежнему, это да, и даже прилипчиво-верный, как собачка, Фейруз не мог этого изменить, но мрачный невидимый груз словно спал с его плеч. Он начинал многое сызнова, и ему предстояло вновь научиться радоваться солнечному свету.
Некромант невольно усмехнулся. В памяти вставали строчки из землеописательских хроник, читанные им ещё в ордосские времена. Теперь он знал, куда ему податься в этих краях, и не думалось, что отыскать нужное окажется так уж сложно.
– Ты хотел со мной? Ну так пошли!
Они свернули в первую попавшуюся улочку, что вела от порта вверх по склону горы. Улочка оказалась милой, весёлой и чистой, двух- и трёхэтажные дома щеголяли мраморной облицовкой, гирляндами каменных цветов поперёк фронтонов и тому подобными украшениями. Первые этажи были сплошь заняты лавками и лавочками, где продавалось всё, что угодно, со всего света. Султан Арраса был мудр и понимал, что порок выгоднее обложить пошлиной, чем пытаться задавить силой, и потому в этих лавочках, вспоминал Фесс, можно было купить любое снадобье, даже преданное анафеме Святой Матерью, снадобье, погружавшее принявшего его в сладостный сон, полный чудесных
Хватало и харчевен. Из распахнутых окон соблазнительно пахло - прежде всего, конечно, рыбой, которой были несказанно богаты прибрежные воды Кинта Ближнего. Фесс зашел в первую попавшуюся, достаточно приличного вида, чтобы считать хозяина хоть мало-мальски осведомлённой в кулинарных делах личностью.
Внутри не оказалось обычных для северных таверен огромных общих столов и длинных лавок. Не было и подавальщиц. Дорогу Фессу преградил здоровенного вида детина, хриплым басом потребовавший плату вперёд.
– Это за что же?– насупился Фесс.
– Первый раз у нас, что ли? Заплати, а потом ешь, хоть до тех пор, пока пузо не лопнет!– пояснил детина.
Стояли длинные ряды дымящихся бочек и жаровен, на которых шкворчали жарящиеся рыбы, народ черпал пиво громадными глиняными кружками, посыпал горками рубленого укропа красных вареных раков и вообще радовался жизни как только мог. Порхали раскрашенными
бабочками гулящие девицы, выражая всем видом немедленную готовность обслужить клиента хоть прямо тут, в общем зале. Фейруз нервно облизнул губы и отвёл глаза от дерзко выставленных напоказ в низких вырезах платьев прелестей.
Фесс протолкался через жующую толпу к хозяину - смуглому, почти чёрному толстяку с бритым черепом. Трактирщик свободно говорил по-эбински, и вопросу Фесса ничуть не удивился. Обстоятельно и с толком ответив, пригласил "не теряться" и отдать должное его кухне, что Фесс с мальчишкой и не преминули сделать.
Уже спускался вечер, когда они вновь выбрались на улицу. Бедный Фейруз низко опустил голову и покраснел до ушей - девушки наперебой звали его попробовать "для другого места сласти, не только для пуза", как выразилась одна из них. Некромант и его спутник шагали всё дальше и дальше, выше и выше в гору, оставляя позади ремесленные и торговые кварталы, особняки знати, бордели разные - и совсем шикарные, и не слишком; пока наконец, не оказались, точно следуя указаниям трактирщика, у длинного, на целый квартал, здания, узкие окна которого живо напоминали бойницы.
– Нам сюда, - сказал некромант, стоя перед закрй тыми дверьми. Фейруз тотчас же с готовностью закивал ему, очевидно, было вообще всё равно, куда идти, лишь бы только с Великим Мастером.
Фесс сильно и резко постучал - тяжёлым медным кольцом, начищенным до зеркального блеска, в столь же блестящую медную пластинку, прикрученную к внушительного вида двери, что больше подошла бы крепостным воротам.
К его удивлению, створки тотчас же распахнулись, точно весь день только и ожидали его появления.
Открылся низкий сводчатый зал, где по углам на paспорках застыли куклы в рост человека, облачённые в доспехи и низкие шлемы с полностью закрывающим лицо забралом. Горели масляные лампы, а в дальнем углу виднелось нечто вроде штандарта - в глубокой нише, пол
которой навытяжку стоял часовой со щитом и коротким копьём. В сторону вошедших он даже не повернул головы. Зато повернули другие.
– С чем пожаловали, господа хорошие?– прогудел слева чей-то голос, глубокий и низкий, сильный рокочущий бас.