Одиночество
Шрифт:
Сделав прощальный круг над Реноном, Анс направил истребитель на восток, в сторону Эдвардса, одновременно набирая высоту.
Весь экипаж машины был при деле, Анс за штурвалом, включив автопилот, наблюдал за тем, как истребитель летел по маршруту. Сашка допивал бутылку рома, последнее время он пристрастился к этому напитку и теперь каждый вечер приглашал всех нас, вместе с ним распить бутылку рома перед своим уходом в постель.
Если в первый день желающих было много, мы еще не были столько близко знакомы с этим экзотическим напитком, поэтому прирожденный интерес посоветовал нам продегустировать новый для всех алкоголь и вынести по нему суждение. Последующие вечера Сашка пил латиноамериканский ром в полном одиночестве, но больше из-за своего ослиного упрямства, как сделал это и сегодня. Герцег, по старой привычке, причащался беленькой водочкой, по привычке хряпнув граненый стаканчик тут же отправлялся на боковую. Ну, а я вынужден был все вечера проводить за чтением имперских бумаг и документов. Если бы эти бумаги подавались бы в аккуратном порядке и предварительно просматривались бы кем-либо, то я не терял бы столько времени на их просмотр. Однажды я не выдержал и посоветовал Сашке Хлыщу, со всем вниманием относится к докмуентам, которые приходят ко мне на рассмотрение, и со всем тщанием готовить их к моему рассмотрению. Но мой кровный адъютант заявил, что у него нет лишнего времени заниматься всей этой имперской галиматьей, что у него образование три класса приходской школы, что я сам мог бы готовить эти бумаги для своего просмотра. Причем, в конце своего заявления он обязательно добавлял, что мне пора обзаводиться собственной секретаршей.
Сейчас я просматривал пересланные мне электронной почтой документы, а сердце радовалось, что все письма были подколоты друг к другу в хронологическом порядке и аккуратно разделялись по тематике. Через пятнадцать минут работа была завершена, я оглянулся через плечо, посмотреть, осталось ли что-либо в бутылке Сашке, было бы неплохо принять горячительного на ночь, но, ни Сашки, ни бутылки рома за плечом уже не было. Один только Анс клевал носом в экран монитора, досматривая очередную серию о приключения Рембо. Герцег спал, запрокинув голову на подголовник своего кресла, из принципа он никогда не ложился в постель, пока я держался на ногах. Вот хитрый гном и научился спать стоя, сидя, полулежа, в любом положении, пока я работал.
Аккуратно уложил документы в пересыльный пакет, вставил пакет в отверстие для отправки электронной экспресс-почтой и нажал кнопку "отправить". Моя работа на Империю сегодня была завершена. Я поднялся с кресла, потянулся всем телом и направился в душевую. Герцег на полном автомате поднялся на ноги и с закрытыми глазами поплелся вслед за мной. Время от времени он утыкался носом мне в спину или протягивал руку вперед, чтобы нащупать меня и проверить, не сбежал ли я куда.
Когда следующим утром наш истребитель вырисовался над Эдвардсом, то я вспомнил о том, что недавно лично обещал генералу Мольту присутствовать на его дне рождения. Но трагедия Ренона, которую мне пришлось расследовать, затмевала все привычные, запланированные ранее дела.
Бутылка рома ни в коей мере не сказалась на дееспособности моего адъютанта Сашки Хлыща, ему всегда очень нравилось по утрам попадать в дерьмо в прямом и косвенном смыслах. Когда я его спросил, какое сегодня число, он ответил мне "нормальное", тогда я поинтересовался, как это нормальное число связано с генералом Мольтом?! Губы Анса дрожали от еле сдерживаемого смеха, когда он наблюдал, как Сашка на пальцах обеих своих рук вел непонятные расчеты, то он загибал пальцы на одной руку, то проделывал аналогичную процедуру на другой руке. Результат не получался, каждый раз на обеих руках оставалось разное количество загнутых пальцев. Тогда Сашка прибег к испытанному деревенскому способу, он начал тереть свой дубовый затылок. Вот тут мы все и смогли увидеть, как на его лице стало проявляться выражение осмысленности, и он задал мне вопрос, который хотел переложить на мои плечи:
— Что будем дарить старику, экселенц?
Первым перестал смеяться Герцег, он синхронно с Ансом начал почесывать затылок. Все мы знали дерьмовый характер генерала Мольта, который будучи главнокомандующим всеми видами вооруженных сил Империи, отказался присваивать себе более высокий чин, так как решил до конца жизни оставаться в чине бригадного генерала. Видите ли, этот провинциальный генерал во времена Гражданской войны наголову разбил все мятежные армии, командующими которыми были его однокашники по Академии Генерального Штаба Империи. Так вот этому бригадному генералу доставляло громадное удовольствие видеть и слышать, когда ему козыряли, при его виде дрожали и вытягивались в струнку, часами просиживая в приемной, более высокие воинские чины, типа полного генерала Империи с четырьмя звездами на погонах, маршала или адмирала Империи.
Так вот этот дрянной старикашка в генеральских погонах истрепал мне все нервы, ему все не нравилось, все я делал не так, как ему хотелось, а теперь мне требовалось найти такую вещь, которую он в день своего восьмидесятилетия принял бы в качестве подарка. Этим своим вопросом Сашка просил меня подумать о том, не осталось ли в Империи какой-либо провинции, которую можно было бы подарить герою Гражданской войны. За время своего регентства ни одному имперскому сановнику я не подарил и клочка имперской земли и, как ни хорош был в своем деле бригадный адмирал Мольт, дарить провинцию ему я ему не собирался. Но на всякий случай попросил Сашку, запросить столицу о статусе провинции Науру. Сашка тут же бросился к терминалу связи с Министерством Юстиции Империи, где в секунду сформулировал и направил соответствующий запрос в адрес министерства.
Анс, недовольно вздыхая, поплелся на пилотское место, так как по настроению экипажа и по некоторым случайно услышанным словам понял, что сегодня в Эдвардсе нам делать было нечего, предстоял полет в штаб-квартиру Вооруженных Сил Империи. Лететь было совсем недалеко, минут тридцать лету, не более, но на этом пути следования было столько радарных станций, ракетных и орудийных батарей, что одни только ответы на запросы военных о нашей принадлежности и цели полета эти тридцать минут по своей длительности увеличились в три раза. Хотя все в армии, от простого рядового до бригадного генерала Мольта, отлично знали, что такой истребитель принадлежит Регенту Империи и другого такого в мире больше не существует.
Но по прямому приказу Мольта каждый пост, батарея или что-либо еще, носящее погоны и находящиеся в подчинении бригадного генерала Мольта, были обязаны запросить или потребовать, чтобы истребитель приземлился с тем, чтобы старший офицер поста лично убедился в том, что Регент Империи самолично находится на борту истребителя. Только после этого мне разрешали лететь до следующего поста, где ритуал моего опознания повторялся, таким образом, вся эта процедура происходила десять раз подряд при полете до штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи и обратно в Эдвардс…
Однажды, уже на обратной дороге из штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи, у Анса не выдержали нервы от этой утомительной дороги и утомительных опознаний, и наш истребитель по-воровски прошмыгнул над последним воинским КПП, промчался над ним на огромной скорости. Ребята на КПП с испуга направили разгромную докладную бригадному генералу. Что тут началось, Мольт поднял всю армию по боевой тревоге, запретил любые перелеты над территорией Империи, а меня засыпал угрожающими докладными и записками. Пришлось Анса лишать лейтенантского чина и в шею гнать из имперской армии Мольта. Только на третий день нам удалось успокоить старого генерала, вернуть Анса в армию, присвоив ему капитанский чин. Но с тех пор Анс, ни разу не преступал предначертаний грозного генерала, несмотря на все мои мольбы и просьбы.
Пока продолжался этот идиотский перелет, я продолжал размышлять о подарке, который можно было бы подарить деду генералу. Только в момент последнего на этом пути досмотра и опознания я, переговорив вкратце, с Герцегом пришел к решению этого вопроса.
На аэродроме штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи нас встречал сам бригадный генерал Мольте. Несмотря на пронизывающий ветерок из степей, генерал на аэродром явился в одном только легком френчике, кепи на лысой голове было надвинуто на самые глаза. Мольт встретил меня словами: