Одиночка. Трилогия
Шрифт:
— Смотри, что они делают, — прошептал мне новый знакомый.
Охотники шли не просто так: они внимательно всматривались и вслушивались в улицу, искали добычу. На губах и подбородках влажно блестела свежая кровь.
— Я видел…
— Такого еще не видел. Это разведчики, — не сводя глаз с приближавшихся людей, он немного переместился, чтобы в любой момент дать отпор. — Разведывательный отряд, а за ними идет целая толпа других.
До охотников оставалось всего ничего, и я достал из кармана пистолет. Парень удивленно посмотрел на меня и сказал:
— Не надо.
Из кармана куртки он вытащил пластиковый цилиндр и передал мне: патрон был размером не больше ингалятора для астматиков и казался игрушечным. Он показал мне винтовку:
— Это полицейская винтовка, используется против демонстрантов. В участке взял. Стреляет резиновыми пулями или вот такими штуками. Человека из нее не застрелить, а вот отпугнуть — запросто.
Я протянул ему патрон.
— Оставь себе на память, — сказал он.
— А если они пойдут…
— Если пойдут к нам, мы не станем их убивать, — в его взгляде смешивались жалость и омерзение. — Они ведь люди, больные, но люди. Американцы. Ты готов убивать?
— Нет, но…
— Если хочешь убивать, я тебя хватать за руку не стану. Я уйду, а ты развлекайся.
И он замолчал, будто ждал моего решения. Проверял? Я столько времени жил только тем, что надеялся найти людей — может, и он все эти дни делал то же самое. Но насколько его устраивала моя компания? С недавнего времени я перестал верить всем подряд, так почему же он должен вести себя иначе?
— Нет, — произнес я, глядя на заряженный пистолет в руке: уже в который раз мне хотелось отшвырнуть его подальше. — Я не хочу убивать их.
— Хорошо, — с этими словами он вставил в винтовку патрон. — Я стреляю, чтобы задержать их, и через Пятьдесят вторую улицу мы бежим на Лексингтон–авеню. Ясно?
— Нужно забрать еду.
— Шутишь?! Надо уносить ноги.
— Я должен… – начал объяснять я.
— Нет.
— Тогда я остаюсь.
Он посмотрел, будто оценивая мое упорство.
— Ладно. Каждому по сумке.
Я кивнул.
— Только я не собираюсь отдать концы из–за мешка еды, так что, в случае чего, я ее брошу и тебя тянуть за собой не стану.
— Договорились.
— Хорошо. Я начинаю обратный отсчет, ты бежишь за сумками, я стреляю в наших «друзей». Как только попадаю в третьего — убегаем. Я первый, ты за мной, ясно? И спрячь пистолет, пока никого не прибил.
Я засунул в карман «Глок» и пластмассовый патрон.
Мой новый знакомый раскрыл ладонь левой руки, затянутую в перчатку, и по одному, начиная с большого, стал загибать пальцы. Шаг охотников — палец.
— Я Калеб, — сказал он будто между прочим.
— Джесс.
Отсчитав, Калеб положил руку на винтовку и вышел из–за ларька. Охотники сразу увидели его и побежали. Я рванул к сумкам.
Калеб прицелился. Я поволок сумки вниз по Парк–авеню. После первого выстрела один из охотников упал, но других это не остановило: они бежали все быстрее, в их глазах горела жажда. Раздался оглушительный выстрел: упал второй. Калеб накачал винтовку, перезарядил и выстрелил в третий раз, но охотник как раз поскользнулся, и пуля пролетела мимо. Калеб сделал еще несколько качков — осечка.
— Ни фига! — выкрикнул Калеб, вытащил из кармана куртки горсть резиновых шариков и стал по одному заряжать их в казну винтовки.
За это время охотник успел подняться.
— Быстрее, — заорал я Калебу: у него оставались считанные секунды.
Качнув винтовку, чтобы перезарядить, Калеб выстрелил: охотник упал на спину и завыл от боли.
Первый все еще корчился на снегу, но, казалось, вот–вот поднимется и побежит за нами. Второго, вставшего на четвереньки, вырвало кровью, и он снова упал. Калеб закинул винтовку за спину, выхватил у меня обе сумки, поднял их и побежал. Я за ним.
15
Виски пульсировали болью, ледяной воздух обжигал горло. Позади остался один квартал, второй, мы заскочили в какой–то магазин и вышли из него на другой улице, пробежали еще квартал на север.
На углу Калеб остановился, бросил сумки и согнулся пополам, пытаясь отдышаться.
— Повесь одну мне на плечо, — сказал я.
Он молча кивнул — сил говорить у него не было — помог мне закинуть сумку, и мы снова побежали.
— Зря я бросил спорт, когда повредил колено, — стараясь восстановить дыхание, сказал Калеб.
— Чем занимался? — спросил я. Мы не одолели и полквартала, а у меня уже не было сил тянуть сумку.
— Баскетболом. Но я свое отыграл.
— Хорошо играл?
— До Леброна
[4]
не дотягивал, — пошутил Калеб, и мы оба рассмеялись.
— На какой позиции?
— Мощный форвард, – с улыбкой ответил он: видно, воспоминания были приятными. – Меня звали Еврейский Молот. Если бы не колено, я бы далеко пошел. А так пришлось пойти в колледж.
— Тоже неплохо.
— Ага. Только я вот смотрю, мой диплом по литературе отодвинулся на неопределенный срок. Лучше бы записался во флот.
— Кто ж мог подумать, что такое случится.
Калеб промолчал. Лавируя между застывших со дня атаки машин, мы пересекли улицу.
— Куда мы бежим? — спросил я, оглядываясь через плечо: охотников не было видно, но они наверняка шли по следам и не отставали.
— К пересечению Пятьдесят седьмой улицы и Парк–авеню.
Стало быстро темнеть, будто у небесного фонарика разряжалась батарейка. Снова пошел снег.