Одиночное плавание
Шрифт:
Абатуров приложил к губам микрофон внутренней трансляции:
– Команде - письма писать! Письма сдать вахтенному центрального поста!
Редчайшая и счастливая оказия! В одно мгновение все отсеки превращаются в залы почтамта. В такие минуты пишут только тем, кто ближе всех сердцу. Можно не сомневаться: на всех конвертах будут женские фамилии…
Я уединяюсь в каюте, и на бумагу льется нечто сумбурно-чувствительное - стыдно перечитывать. Обрываю письмо на полуфразе… Что толку, её наверняка уже нет… Комкаю лист с яростью.
– Что, Сергеич?
– заглянул Симбирцев.
– В муках эпистолярного творчества бьешься?
– Как ты думаешь, она ещё там или уехала?
Гоше ничего не нужно объяснять. Он что-то прикидывает, подсчитывает…
– Точно узнаем послезавтра. Годится?
– Как?!
Взмахом руки старпом зовет за собой. Я молча перебираюсь за ним в центральный пост, в рубку, на мостик, с корпуса на трап, с трапа на плавбазу, а там, поплутав по лабиринту подпалубных коридоров, мы отыскиваем каюту, где живут мичманы-связисты. Один из них, щупленький мужичок с впушительпой фамилией Генералов - давний знакомый Симбирцева.
– Здоров, Михалыч!
– приветствует его Гоша.
– Как живешь можешь?
– Ничего.
– «Ничего» у меня дома в трех чемоданах!
– усмехается старпом, присаживаясь на свободную койку.
– Слушай, Михалыч, человеку помочь надо…
За кружкой чаю с душицей и мятой Генералов и Симбирцев разрабатывают хитрую радиотехническую операцию: па ближайшем сеансе связи с Северодаром Генералов попросит оперативного дежурного позвонить в гидрометеопост и узнать, уехала Лю или нет. Если уехала, Генералов при передаче на нашу лодку результатов торпедной атаки прибавит к цифрам как бы случайную букву «н» - «нет». Если она в Северодаре, значит, вместо «н» будет «д» - «да».
Пожав друг другу руки, мы прощаемся. Великая вещь -мужская солидарность, да ещё замешанная на морской соли…
У кормовой орудийной башни толпились матросы, они подпрыгивали, суетились, чей-то тенорок азартно вопил:
– Врежь ей! По кумполу! По кумполу!…
Среди плавбазовских я разглядел и несколько наших подводников. Симбирцев начальственно сдвинул брови и решительно зашагал к месту происшествия.
– В чем дело?
– Акулу поймали, тарьщкапнант!
– радостно поделился новостью электрик Тодор.
– На самодур вытянули!
Серая тупоносая акула обреченно плясала по палубе, выгибаясь, как лук. Среди взбудораженных зрителей я увидел Жамбалова. Он страдальчески морщился. Это было невероятно! Он явно жалел акулу, мерзкую тварь, которая живо бы оттяпала ему ногу или руку, окажись они за бортом нос к носу!
Хищница оказалась брюхатой самкой и с перепугу разродилась прямо под орудийной башней. Детеныши прыгали рядом. Бить акулят мичман Лесных не позволил - спихнул носком сапога за борт. Все это произошло на глазах у Жамбалова. Душа его, противная любому умерщвлению, должно быть, оценила поступок мичмана. Во всяком случае, я увидел, как непроницаемые щелки жамбаловских глаз доверчиво расширились…
Мы провожали миноносец-письмоносец с высокого юта плавбазы. Шустрый кораблик выбрал якорь и, попыхивая из широкой трубы полупрозрачным горячим дымком, ринулся на восток, домой, на Родину… Он уносил пухлую пачку наших писем, и среди них мое, с дельфинами на конверте.
На сигнальных фалах плавбазы взвились флаги: «Счастливого плавания!» Мы смотрели эсминцу вслед. Только не сожги трубки в котлах, не намотай на винт обрывки сетей, не сбейся с курса… Пусть минуют тебя штормы и аварии. Донеси наши письма…
4.
Долгожданный танкер возник из морской синевы и солнечного блеска. Длинный, осанистый, он приближался к нам не спеша, гася инерцию хода. Из его иллюминаторов торчали жестяные совки-ветрогоны. Жарко. На корме - название белорусского города: «Слоним». Прочитал, и посреди бескрайней голубой пустыни повеяло детством. Зелёная речка Щара с плосконосыми зелеными щуками, которых выуживали слонимские рыбаки прямо с плотов. Старинные костелы под сенью древних лип, душистые заросли персидской сирени, и тревожный гул роскошных майских жуков…
Матросы танкера высыпали на палубу, пестрые, как корсары. Мы разглядываем их, смуглых, длинноволосых, во все глаза - точно марсиан, а они точно так же - нас, белолицых, в диковинных синих пилотках с козырьками.
– У борта не курить! Не курить!
– покрикивает со шланговой палубы Слонимский боцман - волосогрудый малый в зеркальных очках. На голове у него матерчатое кепи с надписью: «Нида».
Мартопляс пробыл на танкере битый час. Слонимцы перерыли все бумаги, но так и не могли найти паспорт на дизельное топливо. «Ухо с ручкой!» - в ярости обозвал про себя Мартопляс рассеянного капитана и перебрался но зыбкой сходне на подводную лодку. Абатуров вылез ему навстречу, прикрыв дверь ограждения рубки:
– Ну что, мех, за сколько управимся?
– Похоже, останемся без заправки, товарищ командир… Они паспорт на топливо потеряли.
Абатуров присвистнул и сбил на затылок тропическую пилотку с длинным синим козырьком:
– Че Де?
Мартопляс пожал плечами.
– А что делать?
– ответил сам себе командир.
– Будем
– принимать!
– Товарищ капитан третьего ранга, без паспорта нельзя!… Неизвестно ни коксовое число, ни цетановое! Запорем дизели!
– Надо сделать так, чтобы не запороть.
– Это невозможно! Я не знаю качества топлива. Пусть пришлют другой заправщик.
Дать РДО: «Район занять не могу, так как не могу заправиться без топливного паспорта»? Засмеют… На мостике! Вахтенный офицер, по местам стоять! К приемке топ- Мартопляс почувствовал, что ему изменяет обычная покладистость. Внутри закипело, и он, не узнавая своего голоса, отчеканил:
– Я не буду заправляться, товарищ командир!
– Что-о?!
– Я не имею права принять топливо без паспорта!
Но и Абатурова уже понесло: перечить командиру в открытом море?! Да за такое под трибунал идут!