Одинокая леди
Шрифт:
— О'кей, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Значит, они добрались и до вас тоже. Он покраснел.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Мне кажется, что отлично понимаете, — сказала спокойно Джери-Ли. — Не звонил ли вам некто и не сказал ли, что было бы неплохо, если бы вы прекратили со мной всякие дела?
— Мне все время звонят всякие ненормальные типы. Я не обращаю на них внимания.
Она молча рассматривала его. Потом соврала:
— Завтра я получу от машинистки сценарий и пошлю
Он откашлялся. Видно было, что он колеблется, но потом все же решился и сказал:
— Я как раз подумывал о вашем сценарии. Боюсь, что никак не смогу его куда-нибудь пристроить — что-то не совсем та вещь...
— А почему бы вам вначале не прочитать его, а потом уже оешать — та это вещь или не та, сможете вы его пристроить или нет?
— Зачем? Только зря потратить ваше время.
Она насмешливо улыбнулась ему.
— Вы вшивый лжец, Марк. Но что еще хуже — вы трусливый лжец, — она поднялась со стула. — Я дам вам знать, куда вы можете прислать мои рассказы, когда получите их.
Джери-Ли остановилась на тротуаре в нерешительности, раздумывая, что предпринять. Ее внимание привлекла кофейня на углу. Время ленча кончилось, и толпы людей, штурмующих прилавки, рассеялись. Джери-Ли легко нашла свободную нишу со столиком и уселась.
— Мне только кофе, — сказала она официантке, которая очень быстро подошла к ней.
В ожидании кофе она сидела, погрузившись в свои невеселые думы, и не сразу заметила человека, усевшегося напротив нее. Когда она, наконец, подняла глаза, то обнаружила, к своему удивлению, что лицо его ей знакомо.
— Детектив Милстейн! — воскликнула она. Он чуть улыбнулся.
— Кофе, пожалуйста, — сказал он подоспевшей официантке.
— Вы следите за мной? — спросила она.
— Неофициально.
— В каком смысле?
— У меня сейчас свободное время, и я решил посмотреть, чем вы заняты.
Он не сказал ей, что получил по своим каналам сведения, указывающие на то, что она может попасть в беду.
— А у меня все не так хорошо, как я надеялась, — сказала она. — Работу я потеряла и только сегодня выяснила, что мой агент не хочет заниматься моими делами в дальнейшем. А вчера, когда я вернулась домой, обнаружила, что квартира разгромлена: вещи изодраны, а главное — рукопись сожжена. Кроме того, мне позвонили и потребовали, чтобы я уехала из города.
— Вы узнали голос?
— Никогда раньше не слышала его.
— Почему вы не сообщили полиции?
— А что хорошего это может мне дать?
Он помолчал немного, потом согласно кивнул.
— Что вы собираетесь делать сегодня?
— Не знаю, — призналась она. — Меня отделяют от дома для бедных сто тридцать шесть долларов, которые пока еще есть в моем кармане. Я пытаюсь решить, что делать: остаться здесь, вложить эти деньги в аренду дешевой комнаты и попытаться найти работу или же взять восемьдесят семь долларов и купить билет на самолет и улететь обратно в Нью-Йорк.
— Вы можете найти работу там, на Востоке? Она пожала плечами.
— Не могу сказать. Но во всяком случае, там не будет тех, кто попытается не допустить меня до работы, как здесь. Что же мне делать, как вы считаете?
— Официально я должен заявить вам, что вы обязаны остаться. Вы дали слово в суде, что выступите на процессе как свидетель обвинения.
— Поскольку вы следили за мной неофициально, то, может быть, вы могли бы мне что-то посоветовать — тоже неофициально?
— Только имейте в виду, если вы сошлетесь на мои слова, я отопрусь.
— Я никогда не сошлюсь на ваши, слова.
Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я бы купил билет.
— Вы считаете, что эти люди действительно могут привести в исполнение свою угрозу?
— Не знаю. Но это крутые ребята, очень жесткие люди — они могут, они ни перед чем не остановятся. Я бы не хотел испытывать судьбу и советовать вам рисковать. Тем более, что у нас в полиции нет надежного способа охранять вас, кроме как посадить в тюрьму.
— Если бы я только могла заработать еще хотя бы несколько бумажек...
Ненавижу возвращаться на щите.
— Я бы мог одолжить вам несколько долларов. Пятьдесят, может быть, даже сотню. Я бы хотел дать вам больше, но мы, полицейские, не так уж хорошо зарабатываем.
— Нет, спасибо огромное, — ответила она. — Вы и так сделали для меня слишком много... — Вот же какое дерьмо, — сказала она, помолчав с минуту, — и надо было, чтобы все это случилось именно тогда, когда я уже стала думать, что все начинает складываться для меня к лучшему.
— Мне очень жаль.
— Вы тут ни при чем... Если уж вы сейчас не на службе, скажите, не будет ли это противоречить вашим правилам если вы поможете другу упаковать вещи и, может быть, поможете ему поехать в аэропорт?
— Не будет.
— Вы поможете?
— Да.
Милстейн смотрел, как служитель аэропорта отвез ее чемоданы и положил их на ленту транспортера.
— Выход двадцать три, мэм, — сказал он Джери-Ли, принимая доллар чаевых. — Они уже производят посадку.
Джери-Ли протянула Милстейну руку.
— Спасибо. Вы хороший человек, детектив Милстейн.
— Успеха вам и удачи. Надеюсь, что все образуется.
— Вы не один, кто на это надеется, — нас двое.
— Если вы будете когда-нибудь в этих краях, — позвоните.
Она не ответила.
— Вы же знаете, что еще очень молоды. Почему бы вам не найти симпатичного молодого человека и не выйти за него замуж?
— И зажить оседлой семейной жизнью и нарожать детей?
— В этом нет ничего гпдокого, — сказал он с некоторой обидой.